Меню
Владислав Ходасевич
Главная ~ Литература ~ Стихи писателей 18-20 века ~
Владислав Ходасевич
В этом разделе представлены лучшие стихи замечательного русского писателя Владислава Ходасевича написанные на рубеже 18-20 вв.
Лучшие стихи Владислава Ходасевича
Ходасевич Владислав Фелицианович (1886 - 1939) - русский поэт и критик.
Царевна ходит в красном кумаче,
Румянит губы ярко и задорно,
И от виска на поднятом плече
Ложится бант из ленты черной.
Румянит губы ярко и задорно,
И от виска на поднятом плече
Ложится бант из ленты черной.
Зазвени, затруби, карусель,
Закружись по широкому кругу.
Хорошо в колеснице вдвоем
Пролетать, улыбаясь друг другу.
Закружись по широкому кругу.
Хорошо в колеснице вдвоем
Пролетать, улыбаясь друг другу.
Хорошие стихи меня томят,
Плохие же так милы почему-то:
Они души не жалят, не язвят,
В них теплота домашнего уюта.
Плохие же так милы почему-то:
Они души не жалят, не язвят,
В них теплота домашнего уюта.
Где пахнет черною карболкой
И провонявшею землей,
Стоит, склоняя профиль колкий
Пред изразцовою стеной.
И провонявшею землей,
Стоит, склоняя профиль колкий
Пред изразцовою стеной.
Надо мной в лазури ясной
Светит звездочка одна -
Справа запад темно-красный,
Слева бледная луна.
Светит звездочка одна -
Справа запад темно-красный,
Слева бледная луна.
Я не знаю худшего мучения -
Как не знать мученья никогда.
Только в злейших муках - обновленье,
Лишь за мглой губительной - звезда.
Как не знать мученья никогда.
Только в злейших муках - обновленье,
Лишь за мглой губительной - звезда.
А Эдмонда не покинет
Дженни даже в небесах.
Пушкин
Мой любимый, где ж ты коротаешь
Дженни даже в небесах.
Пушкин
Мой любимый, где ж ты коротаешь
В этом глупом Schweizerhof’e,
Приготовившись к отъезду,
Хорошо пить черный кофе
С рюмкой скверного ликера!
Приготовившись к отъезду,
Хорошо пить черный кофе
С рюмкой скверного ликера!
Зачем ты за пивною стойкой?
Пристала ли тебе она?
Здесь нужно быть девицей бойкой,-
Ты нездорова и бледна.
Пристала ли тебе она?
Здесь нужно быть девицей бойкой,-
Ты нездорова и бледна.
Вот, открыл я магазин игрушек:
Ленты, куклы, маски, мишура…
Я заморских плюшевых зверушек
Завожу в витрине с раннего утра.
Ленты, куклы, маски, мишура…
Я заморских плюшевых зверушек
Завожу в витрине с раннего утра.
О, в душе у тебя есть безмерно-родное,
До боли знакомое мне.
Лишь на миг засветилось, и снова - иное,
Улетело, скользя, в тишине.
До боли знакомое мне.
Лишь на миг засветилось, и снова - иное,
Улетело, скользя, в тишине.
На город упали туманы
Холодною белой фатой...
Возникли немые обманы
Далекой, чужой чередой...
Холодною белой фатой...
Возникли немые обманы
Далекой, чужой чередой...
Играю в карты, пью вино,
С людьми живу — и лба не хмурю.
Ведь знаю: сердце всё равно
Летит в излюбленную бурю.
С людьми живу — и лба не хмурю.
Ведь знаю: сердце всё равно
Летит в излюбленную бурю.
Увы, дитя! Душе неутоленной
Не снишься ль ты невыразимым сном?
Не тенью ли проходишь омраченной,
С букетом роз, кинжалом и вином?
Не снишься ль ты невыразимым сном?
Не тенью ли проходишь омраченной,
С букетом роз, кинжалом и вином?
Смотрю в окно – и презираю.
Смотрю в себя – презрен я сам.
На землю громы призываю,
Не доверяя небесам.
Смотрю в себя – презрен я сам.
На землю громы призываю,
Не доверяя небесам.
Когда истерпится земля...
Проси у него творчества и любви.
Гоголь
Когда истерпится земля
Проси у него творчества и любви.
Гоголь
Когда истерпится земля
Масличная равнина
Распахивает веер.
Над порослью масличной
Склонилось небо низко,
Распахивает веер.
Над порослью масличной
Склонилось небо низко,
Здесь даль видна в просторной раме:
За речкой луг, за лугом лес.
Здесь ливни черными столпами
Проходят по краям небес.
За речкой луг, за лугом лес.
Здесь ливни черными столпами
Проходят по краям небес.
Я знаю: рук не покладает
В работе мастер гробовой,
А небо все-таки сияет
Над вечною моей Москвой.
В работе мастер гробовой,
А небо все-таки сияет
Над вечною моей Москвой.
Великая вокруг меня пустыня,
И я — великий в той пустыне постник.
Взойдет ли день — я шторы опускаю,
Чтоб солнечные бесы на стенах
И я — великий в той пустыне постник.
Взойдет ли день — я шторы опускаю,
Чтоб солнечные бесы на стенах
Пробочка над крепким иодом!
Как ты скоро перетлела!
Так вот и душа незримо
Жжет и разъедает тело.
Как ты скоро перетлела!
Так вот и душа незримо
Жжет и разъедает тело.
Не матерью, но тульскою крестьянкой
Еленой Кузиной я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Крестила на ночь от дурного сна.
Еленой Кузиной я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Крестила на ночь от дурного сна.
Нет, не найду сегодня пищи я
Для утешительной мечты:
Одни шарманщики, да нищие,
Да дождь – всё с той же высоты.
Для утешительной мечты:
Одни шарманщики, да нищие,
Да дождь – всё с той же высоты.
День морозно-золотистый
Сети тонкие расставил,
А в дали, пурпурно-мглистой,
Кто-то медь ковал и плавил.
Сети тонкие расставил,
А в дали, пурпурно-мглистой,
Кто-то медь ковал и плавил.
Я вновь перечитал забытые листы,
Я воскресил угасшее волненье,
И предо мной опять предстала ты,
Младенчества прекрасное виденье.
Я воскресил угасшее волненье,
И предо мной опять предстала ты,
Младенчества прекрасное виденье.
Бьется ветер в моей пелеринке...
Нет, не скрыть нам, что мы влюблены:
Долго, долго стоим, склонены
Над мимозами в тесной корзинке.
Нет, не скрыть нам, что мы влюблены:
Долго, долго стоим, склонены
Над мимозами в тесной корзинке.
Сквозь ненастный зимний денек
У него сундук, у нее мешок —
По паркету парижских луж
Ковыляют жена и муж.
У него сундук, у нее мешок —
По паркету парижских луж
Ковыляют жена и муж.
Как волшебник, прихожу я
Сквозь весеннюю грозу.
Благосклонно приношу я
Вам азийскую лозу.
Сквозь весеннюю грозу.
Благосклонно приношу я
Вам азийскую лозу.
Я рад всему: что город вымок,
Что крыши, пыльные вчера,
Сегодня, ясным шелком лоснясь,
Свергают струи серебра.
Что крыши, пыльные вчера,
Сегодня, ясным шелком лоснясь,
Свергают струи серебра.
Мне невозможно быть собой,
Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Идет безрукий в синема.
Мне хочется сойти с ума,
Когда с беременной женой
Идет безрукий в синема.
На новом, радостном пути,
Поляк, не унижай еврея!
Ты был, как он, ты стал сильнее —
Свое минувшее в нем чти.
Поляк, не унижай еврея!
Ты был, как он, ты стал сильнее —
Свое минувшее в нем чти.
В час, когда пустая площадь
Желтой пылью повита,
В час, когда бледнеют скорбно
Истомленные уста,-
Желтой пылью повита,
В час, когда бледнеют скорбно
Истомленные уста,-
Вот, смотрите: я руку жгу
На свече. Ну, конечно, — больно.
Но я и дольше держать могу:
Так, чтоб вы сами кричали: довольно!
На свече. Ну, конечно, — больно.
Но я и дольше держать могу:
Так, чтоб вы сами кричали: довольно!
Не ямбом ли четырехстопным,
Заветным ямбом, допотопным?
О чем, как не о нем самом -
О благодатном ямбе том?
Заветным ямбом, допотопным?
О чем, как не о нем самом -
О благодатном ямбе том?
Вечер холодно-весенний
Застыл в безнадежном покое
Вспыхнули тоньше, мгновенней
Колючки рассыпанной хвои.
Застыл в безнадежном покое
Вспыхнули тоньше, мгновенней
Колючки рассыпанной хвои.
Мир на земле вечерней и грешной!
Блещут лужи, перила, стекла.
Под дождем я иду неспешно,
Мокры плечи, и шляпа промокла.
Блещут лужи, перила, стекла.
Под дождем я иду неспешно,
Мокры плечи, и шляпа промокла.
Сидит в табачных магазинах,
Погряз в простом житье-бытье
И отражается в витринах
Широкополым канотье.
Погряз в простом житье-бытье
И отражается в витринах
Широкополым канотье.
Должно быть, жизнь и хороша,
Да что поймешь ты в ней, спеша
Между купелию и моргом,
Когда мытарится душа
Да что поймешь ты в ней, спеша
Между купелию и моргом,
Когда мытарится душа
Весенний лепет не разнежит
Сурово стиснутых стихов.
Я полюбил железный скрежет
Какофонических миров.
Сурово стиснутых стихов.
Я полюбил железный скрежет
Какофонических миров.
Как совладать с судьбою-дурой?
Заладила свое — хоть плачь.
Сосредоточенный и хмурый,
Смычком орудует скрипач.
Заладила свое — хоть плачь.
Сосредоточенный и хмурый,
Смычком орудует скрипач.
Мы какие-то четыре звездочки, и,
как их ни сложи, все выходит...
Нат[алья] Алексеевна Огарева -...
Четыре звездочки взошли на небосвод.
как их ни сложи, все выходит...
Нат[алья] Алексеевна Огарева -...
Четыре звездочки взошли на небосвод.
Воспоминанье прихотливо
И непослушливо. Оно –
Как узловатая олива:
Никак, ничем не стеснено.
И непослушливо. Оно –
Как узловатая олива:
Никак, ничем не стеснено.
Мне б не хотелось быть убитым
Ни в пьяном уличном бою,
Ни пасть за родину свою,
Подобно мужам знаменитым.
Ни в пьяном уличном бою,
Ни пасть за родину свою,
Подобно мужам знаменитым.
О старый дом, тебя построил предок,
Что годы долгие сколачивал деньгу.
Ты окружен кольцом пристроек и беседок,
Сенных амбаров крыши на лугу...
Что годы долгие сколачивал деньгу.
Ты окружен кольцом пристроек и беседок,
Сенных амбаров крыши на лугу...
Проси у него творчества и любви.
Гоголь
Когда истерпится земля
Влачить их мертвенные гимны,
Гоголь
Когда истерпится земля
Влачить их мертвенные гимны,
Когда впервые смутным очертаньем
Возникли вдалеке верхи родимых гор,
Когда ручей знакомым лепетаньем
Мне ранил сердце – руки я простер,
Возникли вдалеке верхи родимых гор,
Когда ручей знакомым лепетаньем
Мне ранил сердце – руки я простер,
В каком светящемся тумане
Восходит солнце, погляди!
О, сколько светлых волхвований
Насильно ширится в груди!
Восходит солнце, погляди!
О, сколько светлых волхвований
Насильно ширится в груди!
Сладко после дождя теплая пахнет ночь.
Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач.
Вот, к лукавым губам губы впервые льнут,
Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач.
Вот, к лукавым губам губы впервые льнут,
Я не знаю худшего мучения -
Как не знать мученья никогда.
Только в злейших муках - обновленье,
Лишь за мглой губительной - звезда.
Как не знать мученья никогда.
Только в злейших муках - обновленье,
Лишь за мглой губительной - звезда.
Я знаю: рук не покладает
В работе мастер гробовой,
А небо все-таки сияет
Над вечною моей Москвой.
В работе мастер гробовой,
А небо все-таки сияет
Над вечною моей Москвой.
Порок и смерть! Какой соблазн горит
И сколько нег вздыхает в слове малом!
Порок и смерть язвят единым жалом,
И только тот их язвы убежит,
И сколько нег вздыхает в слове малом!
Порок и смерть язвят единым жалом,
И только тот их язвы убежит,
Когда истерпится земля...
Проси у него творчества и любви.
Гоголь
Когда истерпится земля
Проси у него творчества и любви.
Гоголь
Когда истерпится земля
Со колчаном вьется мальчик,
С позлащенным легким луком.
Державин
С позлащенным легким луком.
Державин
Иду, вдыхая глубоко
Болот Петровых испаренья,
И мне от голода легко
И весело от вдохновенья.
Болот Петровых испаренья,
И мне от голода легко
И весело от вдохновенья.
По залам прохожу лениво.
Претит от истин и красот.
Еще невиданные дива,
Признаться, знаю наперед.
Претит от истин и красот.
Еще невиданные дива,
Признаться, знаю наперед.
Во мне конец, во мне начало.
Мной совершенное так мало!
Но все ж я прочное звено:
Мне это счастие дано.
Мной совершенное так мало!
Но все ж я прочное звено:
Мне это счастие дано.
За окном — ночные разговоры,
Сторожей певучие скребки.
Плотные спусти, Темира, шторы,
Почитай мне про моря, про горы,
Сторожей певучие скребки.
Плотные спусти, Темира, шторы,
Почитай мне про моря, про горы,
За окном гудит метелица,
Снег взметает на крыльцо.
Я играю — от бездельица —
В обручальное кольцо.
Снег взметает на крыльцо.
Я играю — от бездельица —
В обручальное кольцо.
Бел с Астартой! Песня вам!
Зычный филин! Змей из ям!
Воля к страсти! К жизни зов!
Выходите из низов,
Зычный филин! Змей из ям!
Воля к страсти! К жизни зов!
Выходите из низов,
«Вот в этом палаццо жила...
Всё это неправда, но стыдно смеяться.
Смотри, как стоят за колонной колонна
Вот в этом палаццо.
Всё это неправда, но стыдно смеяться.
Смотри, как стоят за колонной колонна
Вот в этом палаццо.
Во дни громадных потрясений
Душе ясней, сквозь кровь и боль,
Не оцененная дотоль
Вся мудрость малых поучений.
Душе ясней, сквозь кровь и боль,
Не оцененная дотоль
Вся мудрость малых поучений.
В душе холодной и лукавой
Не воскресить былых страстей,
[И лирный голос величавый
Уже давно не внятен ей.]
Не воскресить былых страстей,
[И лирный голос величавый
Уже давно не внятен ей.]
Оставил дрожки у заставы,
Побрел пешком.
Ну вот, смотри теперь: дубравы
Стоят кругом.
Побрел пешком.
Ну вот, смотри теперь: дубравы
Стоят кругом.
Что сердце? Лань. А ты стрелок, царевна.
Но мне не пасть от полудетских рук,
И, промахнувшись, горестно и гневно
Ты опускаешь неискусный лук.
Но мне не пасть от полудетских рук,
И, промахнувшись, горестно и гневно
Ты опускаешь неискусный лук.
Вокруг меня кольцо сжимается,
Неслышно подползает сон...
О, как печально улыбается,
Скрываясь в занавесях, он!
Неслышно подползает сон...
О, как печально улыбается,
Скрываясь в занавесях, он!
Жив Бог! Умен, а не заумен,
Хожу среди своих стихов,
Как непоблажливый игумен
Среди смиренных чернецов.
Хожу среди своих стихов,
Как непоблажливый игумен
Среди смиренных чернецов.
Мупим и Хулим! В литавры! За дело!
Миллай и Гиллай! В свирель задувай!
Скрипка, бойчей, чтоб струна ослабела!
Слышите, чорт побери? Не плошай!
Миллай и Гиллай! В свирель задувай!
Скрипка, бойчей, чтоб струна ослабела!
Слышите, чорт побери? Не плошай!
Андрею Белому¹
Самая хмельная боль - Безнадежность,
Самая строгая повесть - Любовь.
Самая хмельная боль - Безнадежность,
Самая строгая повесть - Любовь.
Вверху — грошовый дом свиданий.
Внизу — в грошовом «Казино»
Расселись зрители. Темно.
Пора щипков и ожиданий.
Внизу — в грошовом «Казино»
Расселись зрители. Темно.
Пора щипков и ожиданий.
На мостках полусгнившей купальни
Мы стояли. Плясал поплавок.
В предрассветной прохладе ты крепче
На груди запахнула платок.
Мы стояли. Плясал поплавок.
В предрассветной прохладе ты крепче
На груди запахнула платок.
Сладко после дождя теплая пахнет ночь.
Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач.
Вот к лукавым губам губы впервые льнут.
Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач.
Вот к лукавым губам губы впервые льнут.
С берлинской улицы
Вверху луна видна.
В берлинских улицах
Людская тень длинна.
Вверху луна видна.
В берлинских улицах
Людская тень длинна.
Святыня меркнущего дня,
Уединенное презренье,
Ты стало посещать меня,
как посещало вдохновенье.
Уединенное презренье,
Ты стало посещать меня,
как посещало вдохновенье.
Листвой засыпаны ступени...
Луг потускнелый гладко скошен...
Бескрайним ветром в бездну вброшен,
День отлетел, как лист осенний.
Луг потускнелый гладко скошен...
Бескрайним ветром в бездну вброшен,
День отлетел, как лист осенний.
Сижу, освещаемый сверху,
Я в комнате круглой моей.
Смотрю в штукатурное небо
На солнце в шестнадцать свечей.
Я в комнате круглой моей.
Смотрю в штукатурное небо
На солнце в шестнадцать свечей.
Сладко после дождя теплая пахнет ночь.
Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач.
Вот, к лукавым губам губы впервые льнут,
Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач.
Вот, к лукавым губам губы впервые льнут,
Помн<ю>, Лила, наши речи...
Погасить не смели мы огня,
И, лицо от света отворачивая,
Ты стыдливо нежила меня.
Погасить не смели мы огня,
И, лицо от света отворачивая,
Ты стыдливо нежила меня.
Nel mezzo del cammin di nostra vita*
Я, я, я! Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Я, я, я! Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Снег навалил. Всё затихает, глохнет.
Пустынный тянется вдоль переулка дом.
Вот человек идет. Пырнуть его ножом -
К забору прислонится и не охнет.
Пустынный тянется вдоль переулка дом.
Вот человек идет. Пырнуть его ножом -
К забору прислонится и не охнет.
Ни жить, ни петь почти не стоит:
В непрочной грубости живем.
Портной тачает, плотник строит:
Швы расползутся, рухнет дом.
В непрочной грубости живем.
Портной тачает, плотник строит:
Швы расползутся, рухнет дом.
Было на улице полутемно.
Стукнуло где-то под крышей окно.
Свет промелькнул, занавеска взвилась,
Быстрая тень со стены сорвалась -
Стукнуло где-то под крышей окно.
Свет промелькнул, занавеска взвилась,
Быстрая тень со стены сорвалась -
Красотка! Ручек ломать не надо!
Не плачь: Bедь жалко и рук, и взгляда.
В дpyгиe очи ты нежно взглянешь,
Другую руку сжимать ты станешь.
Не плачь: Bедь жалко и рук, и взгляда.
В дpyгиe очи ты нежно взглянешь,
Другую руку сжимать ты станешь.
Я гостей не зову и не жду -
Но высокие свечи зажег
И в окошко смотрю на восток,
Поджидая большую звезду.
Но высокие свечи зажег
И в окошко смотрю на восток,
Поджидая большую звезду.
В последний раз зову Тебя: явись
На пиршество ночного вдохновенья,
В последний раз: восхить меня и ту высь,
Откуда открывается паденье.
На пиршество ночного вдохновенья,
В последний раз: восхить меня и ту высь,
Откуда открывается паденье.
И вот, там сидят женщины,
плачущие по Тамузе.
Иезекииль, 8:14
Идите и плачьте,
плачущие по Тамузе.
Иезекииль, 8:14
Идите и плачьте,
В тихом сердце — едкий пепел,
В темной чаше — тихий сон.
Кто из темной чаши не пил,
Если в сердце — едкий пепел,
В темной чаше — тихий сон.
Кто из темной чаши не пил,
Если в сердце — едкий пепел,
Всю неделю над мелкой поживой
Задыхаться, тощать и дрожать,
По субботам с женой некрасивой,
Над бокалом обнявшись, дремать,
Задыхаться, тощать и дрожать,
По субботам с женой некрасивой,
Над бокалом обнявшись, дремать,
Когда почти благоговейно
Ты указала мне вчера
На девушку в фате кисейной
С студентом под руку, — сестра,
Ты указала мне вчера
На девушку в фате кисейной
С студентом под руку, — сестра,
Я помню в детстве душный летний вечер.
Тугой и теплый ветер колыхал
Гирлянды зелени увядшей. Пламя плошек,
Струя горячий, едкий запах сала,
Тугой и теплый ветер колыхал
Гирлянды зелени увядшей. Пламя плошек,
Струя горячий, едкий запах сала,
Здесь, у этого колодца,
Поднесла ты мне две розы.
Я боялся страсти томной —
Алых роз твоих не принял.
Поднесла ты мне две розы.
Я боялся страсти томной —
Алых роз твоих не принял.
TOP-20 лучших стихотворений Владислава Ходасевича:
Я не знаю худшего мучения - — [Владислав Ходасевич]
Перед зеркалом — [Владислав Ходасевич]
Осень — [Владислав Ходасевич]
Дождь — [Владислав Ходасевич]
Осенние сумерки — [Владислав Ходасевич]
Жизель — [Владислав Ходасевич]
Хорошие стихи меня томят — [Владислав Ходасевич]
Душа (Душа моя - как полная луна...) — [Владислав Ходасевич]
Вечер (Под ногами скользь и хруст...) — [Владислав Ходасевич]
Я гостей не зову и не жду - — [Владислав Ходасевич]
Я знаю: рук не покладает — [Владислав Ходасевич]
Поэту — [Владислав Ходасевич]
Окна во двор — [Владислав Ходасевич]
Гостю — [Владислав Ходасевич]
Обо всем в одних стихах не скажешь — [Владислав Ходасевич]
Душа (О, жизнь моя!..) — [Владислав Ходасевич]
Пейте горе полным стаканчиком! — [Владислав Ходасевич]
Душа поет, поет, поет — [Владислав Ходасевич]
Февраль — [Владислав Ходасевич]
Мы какие-то четыре звездочки, и — [Владислав Ходасевич]
Перед зеркалом — [Владислав Ходасевич]
Осень — [Владислав Ходасевич]
Дождь — [Владислав Ходасевич]
Осенние сумерки — [Владислав Ходасевич]
Жизель — [Владислав Ходасевич]
Хорошие стихи меня томят — [Владислав Ходасевич]
Душа (Душа моя - как полная луна...) — [Владислав Ходасевич]
Вечер (Под ногами скользь и хруст...) — [Владислав Ходасевич]
Я гостей не зову и не жду - — [Владислав Ходасевич]
Я знаю: рук не покладает — [Владислав Ходасевич]
Поэту — [Владислав Ходасевич]
Окна во двор — [Владислав Ходасевич]
Гостю — [Владислав Ходасевич]
Обо всем в одних стихах не скажешь — [Владислав Ходасевич]
Душа (О, жизнь моя!..) — [Владислав Ходасевич]
Пейте горе полным стаканчиком! — [Владислав Ходасевич]
Душа поет, поет, поет — [Владислав Ходасевич]
Февраль — [Владислав Ходасевич]
Мы какие-то четыре звездочки, и — [Владислав Ходасевич]