Меню
Арсений Тарковский
Главная ~ Литература ~ Стихи писателей 18-20 века ~
Арсений Тарковский
В этом разделе представлены лучшие стихи замечательного русского писателя Арсения Тарковского написанные на рубеже 18-20 вв.
Лучшие стихи Арсения Тарковского
Тарковский Арсений Александрович (1907 - 1989) - русский поэт и переводчик с восточных языков, сторонник классического стиля в русской поэзии, посмертно награждён Государственной премией СССР (1989). Отец кинорежиссёра Андрея Тарковского.
В то лето народное горе
Надело железную цепь,
И тлела по самое море
Сухая и пыльная степь,
Надело железную цепь,
И тлела по самое море
Сухая и пыльная степь,
Тебе не наскучило каждому сниться,
Кто с князем твоим горевал на войне
О чем же ты плачешь, княгиня зегзица,
О чем ты поешь на кремлевской стене?
Кто с князем твоим горевал на войне
О чем же ты плачешь, княгиня зегзица,
О чем ты поешь на кремлевской стене?
Я так давно родился,
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Студеная вода.
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Студеная вода.
Просыпается тело,
Напрягается слух.
Ночь дошла до предела,
Крикнул третий петух.
Напрягается слух.
Ночь дошла до предела,
Крикнул третий петух.
Т.О. - Т.
Я боюсь, что слишком поздно
Стало сниться счастье мне.
Я боюсь, что слишком поздно
Я боюсь, что слишком поздно
Стало сниться счастье мне.
Я боюсь, что слишком поздно
Кто может умереть — умрет,
Кто выживет — бессмертен будет,
Пойдет греметь из рода в род,
Его и правнук не осудит.
Кто выживет — бессмертен будет,
Пойдет греметь из рода в род,
Его и правнук не осудит.
Ты безумна, Изора, безумна и зла,
Ты кому подарила свой перстень с отравой
И за дверью трактирной тихонько ждала:
Моцарт, пей, не тужи, смерть в союзе со...
Ты кому подарила свой перстень с отравой
И за дверью трактирной тихонько ждала:
Моцарт, пей, не тужи, смерть в союзе со...
Кони ржут за Сулою...
Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!
Ты для новобрачного — свадебная скатерть,
Для младенца — колыбель, для юного — хмель,
Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!
Ты для новобрачного — свадебная скатерть,
Для младенца — колыбель, для юного — хмель,
Садится ночь на подоконник,
Очки волшебные надев,
И длинный вавилонский сонник,
Как жрец, читает нараспев.
Очки волшебные надев,
И длинный вавилонский сонник,
Как жрец, читает нараспев.
Я в детстве боялся растений:
Листва их кричала мне в уши,
Сквозь окна входили, как тени,
Их недружелюбные души.
Листва их кричала мне в уши,
Сквозь окна входили, как тени,
Их недружелюбные души.
А.А.Ахматовой1
Я кончил книгу и поставил точку
И рукопись перечитать не мог.
Судьба моя сгорела между строк,
Я кончил книгу и поставил точку
И рукопись перечитать не мог.
Судьба моя сгорела между строк,
I
Как сорок лет тому назад,
Сердцебиение при звуке
Шагов, и дом с окошком в сад,
Как сорок лет тому назад,
Сердцебиение при звуке
Шагов, и дом с окошком в сад,
Камень лежит у жасмина.
Под этим камнем клад.
Отец стоит на дорожке.
Белый-белый день.
Под этим камнем клад.
Отец стоит на дорожке.
Белый-белый день.
Если правду сказать,
я по крови — домашний сверчок,
Заповедную песню
пою над печною золой,
я по крови — домашний сверчок,
Заповедную песню
пою над печною золой,
Кухарка жирная у скаред
На сковородке мясо жарит,
И приправляет чесноком,
Шафраном, уксусом и перцем,
На сковородке мясо жарит,
И приправляет чесноком,
Шафраном, уксусом и перцем,
Когда купальщица с тяжелою косой
Выходит из воды, одна в полдневном зное,
И прячется в тени, тогда ручей лесной
В зеленых зеркальцах поет совсем иное.
Выходит из воды, одна в полдневном зное,
И прячется в тени, тогда ручей лесной
В зеленых зеркальцах поет совсем иное.
Давно мои ранние годы прошли
По самому краю,
По самому краю родимой земли,
По скошенной мяте, по синему раю,
По самому краю,
По самому краю родимой земли,
По скошенной мяте, по синему раю,
Все кончается, как по звонку,
На убогой театральной сцене
Дранкой вверх несут мою тоску —
Душные лиловые сирени.
На убогой театральной сцене
Дранкой вверх несут мою тоску —
Душные лиловые сирени.
Какое счастье у меня украли!
Когда бы пришла в тот страшный год,
В орлянку бы тебя не проиграли,
Души бы не пустили в оборот.
Когда бы пришла в тот страшный год,
В орлянку бы тебя не проиграли,
Души бы не пустили в оборот.
Мне в черный день приснится
Высокая звезда,
Глубокая криница,
Студеная вода
Высокая звезда,
Глубокая криница,
Студеная вода
За то, что на свете я жил неумело,
За то, что не кривдой служил я тебе,
За то, что имел небессмертное тело,
Я дивной твоей сопричастен судьбе.
За то, что не кривдой служил я тебе,
За то, что имел небессмертное тело,
Я дивной твоей сопричастен судьбе.
Был первый снег, как первый смех
И первые шаги ребенка.
Глядишь — он выровнен, как мех,
На елках, на березах снег,—
И первые шаги ребенка.
Глядишь — он выровнен, как мех,
На елках, на березах снег,—
- Прости, мой дорогой
мерцовский экваториал!
Слова Секки
Здесь, в Риме, после долгого изгнанья,
мерцовский экваториал!
Слова Секки
Здесь, в Риме, после долгого изгнанья,
Даже песня дается недаром,
И уж если намучились мы,
То какими дрожжами и жаром
Здесь когда-то вздымало холмы.
И уж если намучились мы,
То какими дрожжами и жаром
Здесь когда-то вздымало холмы.
Записал я длинный адрес на бумажном...
Все никак не мог проститься и листок держал...
Свет растекся по брусчастке. На ресницы и на...
И на серые перчатки начал падать мокрый...
Все никак не мог проститься и листок держал...
Свет растекся по брусчастке. На ресницы и на...
И на серые перчатки начал падать мокрый...
Прямых стволов благословение
И млечный пар над головой,
И я ложусь в листву осеннюю,
Дышу подспудицей грибной.
И млечный пар над головой,
И я ложусь в листву осеннюю,
Дышу подспудицей грибной.
Мне говорят, а я уже не слышу,
Что говорят. Моя душа к себе
Прислушивается, как Жанна Д′Арк.
Какие голоса тогда поют!
Что говорят. Моя душа к себе
Прислушивается, как Жанна Д′Арк.
Какие голоса тогда поют!
Я человек, я посредине мира,
За мною мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лег во весь свой рост -
За мною мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лег во весь свой рост -
С протяжным шорохом под мост уходит крига -
Зимы-гадальщицы захватанная книга,
Вся в птичьих литерах, в сосновой чешуе.
Читать себя велит одной, другой струе.
Зимы-гадальщицы захватанная книга,
Вся в птичьих литерах, в сосновой чешуе.
Читать себя велит одной, другой струе.
Мало мне воздуха, мало мне хлеба,
Льды, как сорочку, сорвать бы мне с плеч,
В горло вобрать бы лучистое небо,
Между двумя океанами лечь,
Льды, как сорочку, сорвать бы мне с плеч,
В горло вобрать бы лучистое небо,
Между двумя океанами лечь,
Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
Пусть роют щели хоть под воскресенье.
В моих руках надежда на спасенье.
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.
В моих руках надежда на спасенье.
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.
Ночью медленно время идет,
Завершается год високосный.
Чуют жилами старые сосны
Вешних смол коченеющий лед.
Завершается год високосный.
Чуют жилами старые сосны
Вешних смол коченеющий лед.
Струнам счет ведут на лире
Наши древние права,
И всего дороже в мире
Птицы, звезды и трава.
Наши древние права,
И всего дороже в мире
Птицы, звезды и трава.
И я ниоткуда
Пришел расколоть
Единое чудо
На душу и плоть,
Пришел расколоть
Единое чудо
На душу и плоть,
Зеленые рощи, зеленые рощи,
Вы горькие правнуки древних лесов,
Я — брат ваш, лишенный наследственной мощи,
От вас ухожу, задвигаю засов.
Вы горькие правнуки древних лесов,
Я — брат ваш, лишенный наследственной мощи,
От вас ухожу, задвигаю засов.
Жизнь меня к похоронам
Приучила понемногу.
Соблюдаем, слава богу.
Очередность по годам.
Приучила понемногу.
Соблюдаем, слава богу.
Очередность по годам.
Последних листьев жар
сплошным самосожженьем
Восходит на небо, и на пути твоем
Весь этот лес живет
сплошным самосожженьем
Восходит на небо, и на пути твоем
Весь этот лес живет
Мне бы только теперь до конца не раскрыться,
Не раздать бы всего, что напела мне птица,
Белый день наболтал, наморгала звезда,
Намигала вода, накислила кислица,
Не раздать бы всего, что напела мне птица,
Белый день наболтал, наморгала звезда,
Намигала вода, накислила кислица,
И что ни человек, то смерть, и что ни
Былинка, то в огонь и под каблук,
Но мне и в этом скрежете и стоне
Другая смерть слышнее всех разлук.
Былинка, то в огонь и под каблук,
Но мне и в этом скрежете и стоне
Другая смерть слышнее всех разлук.
Я лежал на вершине горы,
Я был окружен землей.
Заколдованный край внизу
Все цвета потерял, кроме двух:
Я был окружен землей.
Заколдованный край внизу
Все цвета потерял, кроме двух:
Когда я вечную разлуку
Хлебну, как ледяную ртуть,
Не уходи, но дай мне руку
И проводи в последний путь.
Хлебну, как ледяную ртуть,
Не уходи, но дай мне руку
И проводи в последний путь.
Мы шли босые, злые,
И, как под снег ракита,
Ложилась мать Россия
Под конские копыта.
И, как под снег ракита,
Ложилась мать Россия
Под конские копыта.
Все разошлись. На прощанье осталась
Оторопь жёлтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моём.
Оторопь жёлтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моём.
И эту тень я проводил в дорогу
Последнюю - к последнему порогу,
И два крыла у тени за спиной,
Как два луча, померкли понемногу.
Последнюю - к последнему порогу,
И два крыла у тени за спиной,
Как два луча, померкли понемногу.
Душа и не глядит
на рифму конопляную,
Сидит, не чистит перышек,
не продувает горла:
на рифму конопляную,
Сидит, не чистит перышек,
не продувает горла:
Не искал ни жилища, ни пищи,
В ссоре с кривдой и с миром не в мире,
Самый косноязычный и нищий
Изо всех государей Псалтыри.
В ссоре с кривдой и с миром не в мире,
Самый косноязычный и нищий
Изо всех государей Псалтыри.
Я безупречно был вооружен,
И понял я, что мне клинок не нужен,
Что дудкой Марса я заворожен
И в боевых доспехах безоружен,
И понял я, что мне клинок не нужен,
Что дудкой Марса я заворожен
И в боевых доспехах безоружен,
Я бессмертен, пока я не умер,
И для тех, кто еще не рожден,
Разрываю пространство, как зуммер
Телефона грядущих времен.
И для тех, кто еще не рожден,
Разрываю пространство, как зуммер
Телефона грядущих времен.
Я ветвь меньшая от ствола России,
Я плоть ее, и до листвы моей
Доходят жилы влажные, стальные,
Льняные, кровяные, костяные,
Я плоть ее, и до листвы моей
Доходят жилы влажные, стальные,
Льняные, кровяные, костяные,
Вытрет губы, наденет шинель,
И, не глядя, жену поцелует.
А на улице ветер лютует,
Он из сердца повыдует хмель.
И, не глядя, жену поцелует.
А на улице ветер лютует,
Он из сердца повыдует хмель.
Если б, как прежде, я был горделив,
Я бы оставил тебя навсегда;
Все, с чем расстаться нельзя ни за что,
Все, с чем возиться не стоит труда,-
Я бы оставил тебя навсегда;
Все, с чем расстаться нельзя ни за что,
Все, с чем возиться не стоит труда,-
Передо мною плаха
На площади встает,
Червонная рубаха
Забыться не дает.
На площади встает,
Червонная рубаха
Забыться не дает.
Тот жил и умер, та жила
И умерла, и эти жили
И умерли; к одной могиле
Другая плотно прилегла.
И умерла, и эти жили
И умерли; к одной могиле
Другая плотно прилегла.
Третьи сутки дождь идет,
Ковыряет серый лед
И вороне на березе
Моет клюв и перья мнет
Ковыряет серый лед
И вороне на березе
Моет клюв и перья мнет
...О, матерь Ахайя,
Пробудись, я твой лучник
последний...
Из тетради 1921 года
Пробудись, я твой лучник
последний...
Из тетради 1921 года
Бьют часы на башне,
Подымается ветер,
Прохожие — в парадные,
Хлопают двери,
Подымается ветер,
Прохожие — в парадные,
Хлопают двери,
Это не мы, это они - ассирийцы,
Жезл государственный бравшие крепко в...
Глинобородые боги-народоубийцы,
В твердых одеждах цари,- это они!
Жезл государственный бравшие крепко в...
Глинобородые боги-народоубийцы,
В твердых одеждах цари,- это они!
До сих пор мне было невдомек -
Для чего мне звездный каталог?
В каталоге десять миллионов
Номеров небесных телефонов,
Для чего мне звездный каталог?
В каталоге десять миллионов
Номеров небесных телефонов,
Я надену кольцо из железа,
Подтяну поясок и пойду на восток.
Бей, таежник, меня из обреза,
Жахни в сердце, браток, положи под кусток.
Подтяну поясок и пойду на восток.
Бей, таежник, меня из обреза,
Жахни в сердце, браток, положи под кусток.
Марине Г.
Дорога ведет под обрыв,
Где стала трава на колени
И призраки диких олив,
Дорога ведет под обрыв,
Где стала трава на колени
И призраки диких олив,
Душа моя затосковала ночью.
А я любил изорванную в клочья,
Исхлестанную ветром темноту
И звезды, брезжущие на лету.
А я любил изорванную в клочья,
Исхлестанную ветром темноту
И звезды, брезжущие на лету.
Девочке в сером халате,
Аньке из детского дома,
В женской четвертой палате
Каждая малость знакома —
Аньке из детского дома,
В женской четвертой палате
Каждая малость знакома —
Свободы нет в природе,
Ее соблазн исчез,
Не надо на свободе
Смущать ноябрьский лес.
Ее соблазн исчез,
Не надо на свободе
Смущать ноябрьский лес.
Чего ты не делала только,
чтоб видеться тайно со мною,
Тебе не сиделось, должно быть,
за Камой в дому невысоком,
чтоб видеться тайно со мною,
Тебе не сиделось, должно быть,
за Камой в дому невысоком,
Как зрение - сетчатке, голос - горлу,
Число - рассудку, ранний трепет - сердцу,
Я клятву дал вернуть мое искусство
Его животворящему началу.
Число - рассудку, ранний трепет - сердцу,
Я клятву дал вернуть мое искусство
Его животворящему началу.
Позднее наследство,
Призрак, звук пустой,
Ложный слепок детства,
Бедный город мой.
Призрак, звук пустой,
Ложный слепок детства,
Бедный город мой.
Не для того ли мне поздняя зрелость,
Чтобы, за сердце схватившись, оплакать
Каждого слова сентябрьскую спелость,
Яблока тяжесть, шиповника мякоть,
Чтобы, за сердце схватившись, оплакать
Каждого слова сентябрьскую спелость,
Яблока тяжесть, шиповника мякоть,
Где черный ветер, как налетчик,
Поет на языке блатном,
Проходит путевой обходчик,
Во всей степи один с огнем.
Поет на языке блатном,
Проходит путевой обходчик,
Во всей степи один с огнем.
Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.
Наверчены звездные линии
На северном полюсе мира,
И прямоугольная, синяя
В окно мое вдвинута лира.
На северном полюсе мира,
И прямоугольная, синяя
В окно мое вдвинута лира.
Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый,
Но все мне кажется, что розы на окне,
И не признательность, а чувство полной меры
Бывает в этот день всегда присуще мне.
Но все мне кажется, что розы на окне,
И не признательность, а чувство полной меры
Бывает в этот день всегда присуще мне.
Мне другие мерещятся тени,
Мне другая поет нищета.
Переплетчик забыл о шагрени,
И красильщик не красит холста,
Мне другая поет нищета.
Переплетчик забыл о шагрени,
И красильщик не красит холста,
На полустанке я вышел. Чугун отдыхал
В крупных шарах маслянистого пара. Он был
Царь ассирийский в клубящихся гроздьях...
Степь отворилась, и в степь, как воронкой...
В крупных шарах маслянистого пара. Он был
Царь ассирийский в клубящихся гроздьях...
Степь отворилась, и в степь, как воронкой...
Ничего душа не хочет
И, не открывая глаз,
В небо смотрит и бормочет,
Как безумный Комитас.
И, не открывая глаз,
В небо смотрит и бормочет,
Как безумный Комитас.
По такому белому снегу
Белый ангел альфу-омегу
Мог бы крыльями написать
И лебяжью смертную негу
Белый ангел альфу-омегу
Мог бы крыльями написать
И лебяжью смертную негу
Т.О. - Т.
Вечерний, сизокрылый,
Благословенный свет!
Я словно из могилы
Вечерний, сизокрылый,
Благословенный свет!
Я словно из могилы
Подложи мне под голову руку
И восставь меня, как до зари
Подымала на счастье и муку,
И опять к высоте привари,
И восставь меня, как до зари
Подымала на счастье и муку,
И опять к высоте привари,
Стол накрыт на шестерых -
Розы да хрусталь...
А среди гостей моих -
Горе да печаль.
Розы да хрусталь...
А среди гостей моих -
Горе да печаль.
У человека тело
Одно, как одиночка,
Душе осточертела
Сплошная оболочка
Одно, как одиночка,
Душе осточертела
Сплошная оболочка
А все-таки я не истец,
Меня и на земле кормили:
- Налей ему прокисших щец,
Остатки на помойку вылей.
Меня и на земле кормили:
- Налей ему прокисших щец,
Остатки на помойку вылей.
I
Чем глуше крови страстный ропот
И верный кров тебе нужней,
Тем больше ценишь трезвый опыт
Чем глуше крови страстный ропот
И верный кров тебе нужней,
Тем больше ценишь трезвый опыт
С утра я тебя дожидался вчера,
Они догадались, что ты не придешь,
Ты помнишь, какая погода была?
Как в праздник! И я выходил без пальто.
Они догадались, что ты не придешь,
Ты помнишь, какая погода была?
Как в праздник! И я выходил без пальто.
Пиликает скрипка, гудит барабан,
И флейта свистит по-эльзасски,
На сцену въезжает картонный рыдван
С раскрашенной куклой из сказки.
И флейта свистит по-эльзасски,
На сцену въезжает картонный рыдван
С раскрашенной куклой из сказки.
Кони ржут за Сулою...
Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!
Ты для новобрачного — свадебная скатерть,
Для младенца — колыбель, для юного — хмель,
Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!
Ты для новобрачного — свадебная скатерть,
Для младенца — колыбель, для юного — хмель,
Семь голубей — семь дней недели
Склевали корм и улетели,
На смену этим голубям
Другие прилетают к нам.
Склевали корм и улетели,
На смену этим голубям
Другие прилетают к нам.
Во вселенной наш разум счастливый
Ненадежное строит жилье,
Люди, звезды и ангелы живы
Шаровым натяженьем ее.
Ненадежное строит жилье,
Люди, звезды и ангелы живы
Шаровым натяженьем ее.
Сирени вы, сирени,
И как вам не тяжел
Застывший в трудном крене
Альтовый гомон пчел?
И как вам не тяжел
Застывший в трудном крене
Альтовый гомон пчел?
Сколько листвы намело. Это легкие наших...
Опустошенные, сплющенные пузыри кислорода,
Кровли птичьих гнездовий, опора летнего...
Крылья замученных бабочек, охра и пурпур...
Опустошенные, сплющенные пузыри кислорода,
Кровли птичьих гнездовий, опора летнего...
Крылья замученных бабочек, охра и пурпур...
Зимний Германн поставил
Жизнь на карту свою,—
Мы играем без правил,
Как в неравном бою.
Жизнь на карту свою,—
Мы играем без правил,
Как в неравном бою.
TOP-20 лучших стихотворений Арсения Тарковского:
Я так давно родился — [Арсений Тарковский]
Мир ловил меня, но не поймал — [Арсений Тарковский]
После войны — [Арсений Тарковский]
Портрет — [Арсений Тарковский]
Суббота, 21 июня — [Арсений Тарковский]
Тебе не наскучило каждому сниться — [Арсений Тарковский]
Вот и лето прошло — [Арсений Тарковский]
И это снилось мне, и это снится мне — [Арсений Тарковский]
Посредине мира — [Арсений Тарковский]
Сны — [Арсений Тарковский]
Предупреждение — [Арсений Тарковский]
Кони ржут за Сулою... — [Арсений Тарковский]
Перед листопадом — [Арсений Тарковский]
ТО - Т — [Арсений Тарковский]
Чем пахнет снег — [Арсений Тарковский]
Затмение солнца, 1914 — [Арсений Тарковский]
Первые свидания — [Арсений Тарковский]
Я учился траве, раскрывая тетрадь — [Арсений Тарковский]
Превращение — [Арсений Тарковский]
И я ниоткуда — [Арсений Тарковский]
Мир ловил меня, но не поймал — [Арсений Тарковский]
После войны — [Арсений Тарковский]
Портрет — [Арсений Тарковский]
Суббота, 21 июня — [Арсений Тарковский]
Тебе не наскучило каждому сниться — [Арсений Тарковский]
Вот и лето прошло — [Арсений Тарковский]
И это снилось мне, и это снится мне — [Арсений Тарковский]
Посредине мира — [Арсений Тарковский]
Сны — [Арсений Тарковский]
Предупреждение — [Арсений Тарковский]
Кони ржут за Сулою... — [Арсений Тарковский]
Перед листопадом — [Арсений Тарковский]
ТО - Т — [Арсений Тарковский]
Чем пахнет снег — [Арсений Тарковский]
Затмение солнца, 1914 — [Арсений Тарковский]
Первые свидания — [Арсений Тарковский]
Я учился траве, раскрывая тетрадь — [Арсений Тарковский]
Превращение — [Арсений Тарковский]
И я ниоткуда — [Арсений Тарковский]