Последние минуты

Кончалось всё у нас — поездка и любовь.
Трудились мы в такси над болтовнею вялой,
Что, дескать, может быть, когда-нибудь да вновь
Всё будет ничего, кто знает, а пожалуй,
И очень даже ничего себе!
Так мы обманный ход искали в несудьбе.

На улицу мою — в изогнутый рожок —
Мы плавно по кривой вкатились на машине.
А улицу в тот час закат холодный жег.
Уступы крыш блеснуть всей ржавчиной спешили,
А стены — всем своим чумазым кирпичом...
Под беспощадным розовым лучом
Тянулися ко мне изнывшие в разлуке
Суставы сточных труб, брандмауэры, люки.

И стыдно стало мне, что улицы моей
Не тронул старый лоск, ни современный глянец,
Что неуместнейше ты выглядишь на ней —
Точь-в-точь взыскательный, злорадный иностранец.

И стыдно стало мне, как будто я сама
Так улицу свою нелепо искривила,
И так составила невзрачные дома,
И так закатный луч на них остановила.

Мы вышли из такси, и тотчас, у ворот,
Весенний льдистый вихрь освобожденной пыли
Ударил нам в лицо, пролез и в нос, и в рот...
Окурки трепетно нам ноги облепили,
И запах корюшки нас мигом пропитал,
Чтобы никто уже надежды не питал.

И стыдно стало мне, как будто это я
Тлетворным ветерком в лицо тебе дохнула.
Я дверь в парадную поспешно распахнула —
И стыдно стало мне, что лестница моя
Лет семь не метена и семьдесят не мыта,
Что дверь щербатая и внутренность жилья
Неподготовлены для твоего визита.

И стыдно стало мне за улицу, район,
За город, за страну, за всё мое жилище,
Где жизнь любви — да что?! — любви последний стон
Обставлен быть не мог красивее и чище.

...Когда же ты, в дверях составив мой багаж,
Мне руку целовал с почтением брезгливым,
Как у покойницы; когда же ты, когда ж
Рванулся из дверей движеньем торопливым —
То стыдно стало мне, что слишком налегло
И стиснуло меня пустое приключенье,
Что, в лифте ускользнув, смеешься ты в стекло,
Летучее свое лелея облегченье.

1985