Меню
Анна Ахматова
Главная ~ Литература ~ Стихи писателей 18-20 века ~
Анна Ахматова
В этом разделе представлены лучшие стихи замечательного русского писателя Анны Ахматовой написанные на рубеже 18-20 вв.
Лучшие стихи Анны Ахматовой
Ахматова (Горенко) Анна Андреевна (1889 - 1966) - одна из крупнейших русских поэтов XX века, писатель, литературовед, литературный критик, переводчик. Поэтесса с трагичной судьбой. При жизни Ахматова подвергалась замалчиванию и цензуре.
Вечерние часы перед столом.
Непоправимо белая страница.
Мимоза пахнет Ниццей и теплом.
В луче луны летит большая птица.
Непоправимо белая страница.
Мимоза пахнет Ниццей и теплом.
В луче луны летит большая птица.
Мы не умеем прощаться,-
Всё бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
Всё бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
Древний город словно вымер,
Странен мой приезд.
Над рекой своей Владимир
Поднял черный крест.
Странен мой приезд.
Над рекой своей Владимир
Поднял черный крест.
В ту ночь мы сошли друг от друга с ума,
Светила нам только зловещая тьма,
Свое бормотали арыки,
И Азией пахли гвоздики.
Светила нам только зловещая тьма,
Свое бормотали арыки,
И Азией пахли гвоздики.
Он весь сверкает и хрустит,
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.
Нет, ни в шахматы, ни в теннис...
То, во что с тобой играю,
Называют по-другому,
Если нужно называть...
То, во что с тобой играю,
Называют по-другому,
Если нужно называть...
И в памяти черной, пошарив, найдешь
До самого локтя перчатки,
И ночь Петербурга. И в сумраке лож
Тот запах и душный и сладкий.
До самого локтя перчатки,
И ночь Петербурга. И в сумраке лож
Тот запах и душный и сладкий.
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
Как соломинкой, пьешь мою душу.
Знаю, вкус ее горек и хмелен.
Но я пытку мольбой не нарушу.
О, покой мой многонеделен.
Знаю, вкус ее горек и хмелен.
Но я пытку мольбой не нарушу.
О, покой мой многонеделен.
И вот одна осталась я
Считать пустые дни.
О вольные мои друзья,
О лебеди мои!
Считать пустые дни.
О вольные мои друзья,
О лебеди мои!
Высоко в небе облачко серело,
Как беличья расстеленная шкурка.
Он мне сказал: "Не жаль, что ваше тело
Растает в марте, хрупкая Снегурка!"
Как беличья расстеленная шкурка.
Он мне сказал: "Не жаль, что ваше тело
Растает в марте, хрупкая Снегурка!"
И мальчик, что играет на волынке,
И девочка, что свой плетет венок,
И две в лесу скреcтившихся тропинки,
И в дальнем поле дальний огонек,-
И девочка, что свой плетет венок,
И две в лесу скреcтившихся тропинки,
И в дальнем поле дальний огонек,-
…А там мой мраморный двойник,
Поверженный под старым кленом,
Озерным водам отдал лик,
Внимает шорохам зеленым.
Поверженный под старым кленом,
Озерным водам отдал лик,
Внимает шорохам зеленым.
Ах, дверь не запирала я,
Не зажигала свеч,
Не знаешь, как, усталая,
Я не решалась лечь.
Не зажигала свеч,
Не знаешь, как, усталая,
Я не решалась лечь.
Мы не умеем прощаться,-
Всё бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
Всё бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.
Н.В.Н.
Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
1.
У кладбища направо пылил пустырь,
А за ним голубела река.
Ты сказал мне: "Ну что ж, иди в монастырь
У кладбища направо пылил пустырь,
А за ним голубела река.
Ты сказал мне: "Ну что ж, иди в монастырь
То град твой, Юлиан!
Вяч. Иванов
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Вяч. Иванов
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Был он ревнивым, тревожным и нежным,
Как божье солнце, меня любил,
А чтобы она не запела о прежнем,
Он белую птицу мою убил.
Как божье солнце, меня любил,
А чтобы она не запела о прежнем,
Он белую птицу мою убил.
И мнится - голос человека
Здесь никогда не прозвучит,
Лишь ветер каменного века
В ворота черные стучит.
Здесь никогда не прозвучит,
Лишь ветер каменного века
В ворота черные стучит.
Высокие своды костёла
Синей, чем небесная твердь...
Прости меня, мальчик весёлый,
Что я принесла тебе смерть.-
Синей, чем небесная твердь...
Прости меня, мальчик весёлый,
Что я принесла тебе смерть.-
Подошла. Я волненья не выдал,
Равнодушно глядя в окно.
Села, словно фарфоровый идол,
В позе, выбранной ею давно.
Равнодушно глядя в окно.
Села, словно фарфоровый идол,
В позе, выбранной ею давно.
Знаю, знаю – снова лыжи
Сухо заскрипят.
В синем небе месяц рыжий,
Луг так сладостно покат.
Сухо заскрипят.
В синем небе месяц рыжий,
Луг так сладостно покат.
А, ты думал – я тоже такая,
Что можно забыть меня
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Что можно забыть меня
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
И вот одна осталась я
Считать пустые дни.
О вольные мои друзья,
О лебеди мои!
Считать пустые дни.
О вольные мои друзья,
О лебеди мои!
. . . . . . . . . . . . . . .
Я знаю, с места не сдвинуться
Под тяжестью Виевых век.
О, если бы вдруг откинуться
Я знаю, с места не сдвинуться
Под тяжестью Виевых век.
О, если бы вдруг откинуться
В садах впервые загорелись маки,
И лету рад и вольно дышит город
Приморским ветром, свежим и соленым.
По рекам лодки пестрые скользят,
И лету рад и вольно дышит город
Приморским ветром, свежим и соленым.
По рекам лодки пестрые скользят,
Да, я любила их, те сборища ночные,
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
А ты теперь тяжелый и унылый,
Отрекшийся от славы и мечты,
Но для меня непоправимо милый,
И чем темней, тем трогательней ты.
Отрекшийся от славы и мечты,
Но для меня непоправимо милый,
И чем темней, тем трогательней ты.
Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: "Довольно!"
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: "Довольно!"
Не недели, не месяцы – годы
Расставались. И вот наконец
Холодок настоящей свободы
И седой над висками венец.
Расставались. И вот наконец
Холодок настоящей свободы
И седой над висками венец.
Как ты можешь смотреть на Неву,
Как ты смеешь всходить на мосты?…
Я недаром печальной слыву
С той поры, как привиделся ты.
Как ты смеешь всходить на мосты?…
Я недаром печальной слыву
С той поры, как привиделся ты.
А в книгах я последнюю страницу
Всегда любила больше всех других, —
Когда уже совсем неинтересны
Герой и героиня, и прошло
Всегда любила больше всех других, —
Когда уже совсем неинтересны
Герой и героиня, и прошло
Проплывают льдины, звеня,
Небеса безнадежно бледны.
Ах, за что ты караешь меня,
Я не знаю моей вины.
Небеса безнадежно бледны.
Ах, за что ты караешь меня,
Я не знаю моей вины.
Все, кого и не звали, в Италии,-
Шлют с дороги прощальный привет.
Я осталась в моем зазеркалии,
Где ни Рима, ни Падуи нет.
Шлют с дороги прощальный привет.
Я осталась в моем зазеркалии,
Где ни Рима, ни Падуи нет.
Мурка, не ходи, там сыч
На подушке вышит,
Мурка серый, не мурлычь,
Дедушка услышит.
На подушке вышит,
Мурка серый, не мурлычь,
Дедушка услышит.
Здесь девушки прелестнейшие спорят
За честь достаться в жены палачам,
Здесь праведных пытают по ночам
И голодом неукротимых морят.
За честь достаться в жены палачам,
Здесь праведных пытают по ночам
И голодом неукротимых морят.
Приду туда, и отлетит томленье.
Мне ранние приятны холода.
Таинственные, темные селенья
Хранилища молитвы и труда.
Мне ранние приятны холода.
Таинственные, темные селенья
Хранилища молитвы и труда.
И было сердцу ничего не надо,
Когда пила я этот жгучий зной...
"Онегина" воздушная громада,
Как облако, стояла надо мной.
Когда пила я этот жгучий зной...
"Онегина" воздушная громада,
Как облако, стояла надо мной.
Под навесом темной риги жарко,
Я смеюсь, а в сердце злобно плачу.
Старый друг бормочет мне: "Не каркай!
Мы ль не встретим на пути удачу!"
Я смеюсь, а в сердце злобно плачу.
Старый друг бормочет мне: "Не каркай!
Мы ль не встретим на пути удачу!"
Cardan solaire* на Меньшиковом доме.
Подняв волну, проходит пароход.
О, есть ли что на свете мне знакомей,
Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!
Подняв волну, проходит пароход.
О, есть ли что на свете мне знакомей,
Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!
Господь немилостив к жнецам и садоводам.
Звеня, косые падают дожди
И, прежде небо отражавшим, водам
Пестрят широкие плащи.
Звеня, косые падают дожди
И, прежде небо отражавшим, водам
Пестрят широкие плащи.
Морозное солнце. С парада
Идут и идут войска.
Я полдню январскому рада,
И тревога моя легка.
Идут и идут войска.
Я полдню январскому рада,
И тревога моя легка.
Сегодня мне письма не принесли:
Забыл он написать или уехал;
Весна, как трель серебряного смеха,
Качаются в заливе корабли.
Забыл он написать или уехал;
Весна, как трель серебряного смеха,
Качаются в заливе корабли.
Особенных претензий не имею
Я к этому сиятельному дому,
Но так случилось, что почти всю жизнь
Я прожила под знаменитой кровлей
Я к этому сиятельному дому,
Но так случилось, что почти всю жизнь
Я прожила под знаменитой кровлей
На пороге белом рая,
Оглянувшись, крикнул: "Жду!"
Завещал мне, умирая,
Благостность и нищету.
Оглянувшись, крикнул: "Жду!"
Завещал мне, умирая,
Благостность и нищету.
Забудут? – вот чем удивили!
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас.
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас.
Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Целый год ты со мной неразлучен,
А как прежде и весел и юн!
Неужели же ты не измучен
Смутной песней затравленных струн,
А как прежде и весел и юн!
Неужели же ты не измучен
Смутной песней затравленных струн,
Меня покинул в новолунье
Мой друг любимый. Ну так что ж!
Шутил: «Канатная плясунья!
Как ты до мая доживешь?»
Мой друг любимый. Ну так что ж!
Шутил: «Канатная плясунья!
Как ты до мая доживешь?»
И служил Иаков за Рахиль семь
лет; и они показались ему за несколько
дней, потому что он любил ее.
Книга Бытия
лет; и они показались ему за несколько
дней, потому что он любил ее.
Книга Бытия
Мы не умеем прощаться,-
Всё бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
Всё бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
Ждала его напрасно много лет.
Похоже это время на дремоту.
Но воссиял неугасимый свет
Тому три года в Вербную субботу.
Похоже это время на дремоту.
Но воссиял неугасимый свет
Тому три года в Вербную субботу.
А! Это снова ты. Не отроком влюбленным,
Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
Страшна моей душе предгрозовая тишь.
Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным
Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.
Страшна моей душе предгрозовая тишь.
Перед весной бывают дни такие:
Под плотным снегом отдыхает луг,
Шумят деревья весело-сухие,
И теплый ветер нежен и упруг.
Под плотным снегом отдыхает луг,
Шумят деревья весело-сухие,
И теплый ветер нежен и упруг.
Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.
Оставь, и я была как все,
И хуже всех была,
Купалась я в чужой росе,
И пряталась в чужом овсе,
И хуже всех была,
Купалась я в чужой росе,
И пряталась в чужом овсе,
Юнии Анреп
Судьба ли так моя переменилась,
Иль вправду кончена игра?
Где зимы те, когда я спать ложилась
Судьба ли так моя переменилась,
Иль вправду кончена игра?
Где зимы те, когда я спать ложилась
Чем хуже этот век предшествовавших? Разве
Тем, что в чаду печалей и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог?
Тем, что в чаду печалей и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог?
Белорученька моя, чернокнижница…
М. Ц.
Невидимка, двойник, пересмешник…
Что ты прячешься в черных кустах? —
М. Ц.
Невидимка, двойник, пересмешник…
Что ты прячешься в черных кустах? —
Эта встреча никем не воспета,
И без песен печаль улеглась.
Наступило прохладное лето,
Словно новая жизнь началась.
И без песен печаль улеглась.
Наступило прохладное лето,
Словно новая жизнь началась.
М. Лозинскому
Они летят, они еще в дороге,
Слова освобожденья и любви,
А я уже в предпесенной тревоге,
Они летят, они еще в дороге,
Слова освобожденья и любви,
А я уже в предпесенной тревоге,
Опять подошли «незабвенные даты»,
И нет среди них ни одной не проклятой.
Но самой проклятой восходит заря…
Я знаю: колотится сердце не зря —
И нет среди них ни одной не проклятой.
Но самой проклятой восходит заря…
Я знаю: колотится сердце не зря —
Чем хуже этот век предшествующих? Разве
Тем, что в чаду печали и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог.
Тем, что в чаду печали и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог.
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день
Поминальным днем, —
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день
Поминальным днем, —
Как страшно изменилось тело,
Как рот измученный поблек!
Я смерти не такой хотела,
Не этот назначала срок.
Как рот измученный поблек!
Я смерти не такой хотела,
Не этот назначала срок.
Прошло пять лет,— и залечила раны,
Жестокой нанесенные войной,
Страна моя,
и русские поляны
Жестокой нанесенные войной,
Страна моя,
и русские поляны
У меня есть улыбка одна:
Так, движенье чуть видное губ,
Для тебя я ее берегу
Ведь она мне любовью дана.
Так, движенье чуть видное губ,
Для тебя я ее берегу
Ведь она мне любовью дана.
Чернеет дорога приморского сада,
Желты и свежи фонари.
Я очень спокойная. Только не надо
Со мною о нем говорить.
Желты и свежи фонари.
Я очень спокойная. Только не надо
Со мною о нем говорить.
О, есть неповторимые слова,
Кто их сказал — истратил слишком много.
Неистощима только синева
Небесная и милосердье Бога.
Кто их сказал — истратил слишком много.
Неистощима только синева
Небесная и милосердье Бога.
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар —
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар —
Столько раз я проклинала
Это небо, эту землю,
Этой мельницы замшелой
Тяжко машущие руки!
Это небо, эту землю,
Этой мельницы замшелой
Тяжко машущие руки!
Наталии Рыковой
Всё расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло,
Все голодной тоскою изглодано,
Всё расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло,
Все голодной тоскою изглодано,
Пo твердому гребню сугроба
В твой белый, таинственний дом
Такие притихшие оба
В молчание нежном идем.
В твой белый, таинственний дом
Такие притихшие оба
В молчание нежном идем.
Нет, ни в шахматы, ни в теннис...
То, во что с тобой играю,
Называют по-другому,
Если нужно называть...
То, во что с тобой играю,
Называют по-другому,
Если нужно называть...
Все ушли, и никто не вернулся,
Только, верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть все небо в крови.
Только, верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть все небо в крови.
Окопы, окопы —
Заблудишься тут!
От старой Европы
Остался лоскут,
Заблудишься тут!
От старой Европы
Остался лоскут,
. . . . . . . . . . . . . . .
Я знаю, с места не сдвинуться
Под тяжестью Виевых век.
О, если бы вдруг откинуться
Я знаю, с места не сдвинуться
Под тяжестью Виевых век.
О, если бы вдруг откинуться
Слаб голос мой, но воля не слабеет,
Мне даже легче стало без любви.
Высоко небо, горный ветер веет
И непорочны помыслы мои.
Мне даже легче стало без любви.
Высоко небо, горный ветер веет
И непорочны помыслы мои.
Ты письмо мое, милый, не комкай,
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоем пути.
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоем пути.
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
Три раза пытать приходила.
Я с криком тоски просыпалась
И видела тонкие руки
И темный насмешливый рот.
Я с криком тоски просыпалась
И видела тонкие руки
И темный насмешливый рот.
Мне с тобою пьяным весело -
Смысла нет в твоих рассказах.
Осень ранняя развесила
Флаги желтые на вязах.
Смысла нет в твоих рассказах.
Осень ранняя развесила
Флаги желтые на вязах.
О, жизнь без завтрашнего дня!
Ловлю измену в каждом слове,
И убывающей Любови
Звезда восходит для меня.
Ловлю измену в каждом слове,
И убывающей Любови
Звезда восходит для меня.
В. С. Срезневской
Вместо мудрости – опытность, пресное,
Неутоляющее питье.
А юность была – как молитва воскресная…
Вместо мудрости – опытность, пресное,
Неутоляющее питье.
А юность была – как молитва воскресная…
(отрывок)
Были святки кострами согреты,
И валились с мостов кареты,
И весь траурный город плыл
Были святки кострами согреты,
И валились с мостов кареты,
И весь траурный город плыл
Ты всегда таинственный и новый,
Я тебе послушней с каждым днем,
Но любовь твоя, о друг суровый,
Испытание железом и огнем.
Я тебе послушней с каждым днем,
Но любовь твоя, о друг суровый,
Испытание железом и огнем.
Я не любви твоей прошу.
Она теперь в надежном месте.
Поверь, что я твоей невесте
Ревнивых писем не пишу.
Она теперь в надежном месте.
Поверь, что я твоей невесте
Ревнивых писем не пишу.
Потускнел на небе синий лак,
И слышнее песня окарины.
Это только дудочка из глины,
Не на что ей жаловаться так.
И слышнее песня окарины.
Это только дудочка из глины,
Не на что ей жаловаться так.
TOP-20 лучших стихотворений Анны Ахматовой:
Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли… — [Анна Ахматова]
Вечерние часы перед столом… — [Анна Ахматова]
Я улыбаться перестала — [Анна Ахматова]
О нет, я не тебя любила... — [Анна Ахматова]
Я спросила у кукушки — [Анна Ахматова]
НВН — [Анна Ахматова]
Мы не умеем прощаться... — [Анна Ахматова]
Я не любви твоей прошу — [Анна Ахматова]
Я сошла с ума, о мальчик странный — [Анна Ахматова]
Последний день в Риме — [Анна Ахматова]
Клевета — [Анна Ахматова]
Поздний ответ — [Анна Ахматова]
Помолись о нищей, о потерянной — [Анна Ахматова]
Вот это я тебе, взамен могильных роз… — [Анна Ахматова]
Как страшно изменилось тело — [Анна Ахматова]
Побег — [Анна Ахматова]
Я и плакала и каялась — [Анна Ахматова]
Победа — [Анна Ахматова]
* * * — [Анна Ахматова]
Из памяти твоей я выну этот день — [Анна Ахматова]
Вечерние часы перед столом… — [Анна Ахматова]
Я улыбаться перестала — [Анна Ахматова]
О нет, я не тебя любила... — [Анна Ахматова]
Я спросила у кукушки — [Анна Ахматова]
НВН — [Анна Ахматова]
Мы не умеем прощаться... — [Анна Ахматова]
Я не любви твоей прошу — [Анна Ахматова]
Я сошла с ума, о мальчик странный — [Анна Ахматова]
Последний день в Риме — [Анна Ахматова]
Клевета — [Анна Ахматова]
Поздний ответ — [Анна Ахматова]
Помолись о нищей, о потерянной — [Анна Ахматова]
Вот это я тебе, взамен могильных роз… — [Анна Ахматова]
Как страшно изменилось тело — [Анна Ахматова]
Побег — [Анна Ахматова]
Я и плакала и каялась — [Анна Ахматова]
Победа — [Анна Ахматова]
* * * — [Анна Ахматова]
Из памяти твоей я выну этот день — [Анна Ахматова]