Она
ведёт в больницу сына. При входепамятник Ленину облеплен снегом, вождь вроде как в белой накидке. Это
взрослые Ленина видят. А мальчика ведут в больницу, трепещет он.Хоть долго убеждали, что ничего плохого там и
боли никакой, но чуял фальшь.И эта
белая заметная фигура перед входом тревогу вызывает.
–
Это же дедушка Ленин!
–
Самый главный врач?
Возможно,
этот строгий образ мелькал уже в сознании сыночка, влетая из картинок в детских
книжках, но заслонён другими персонажами, каким-то печником и почтальоном
Печкиным, а может, Айболитом – ведь в голове настрой сейчас сугубо про врачей.
Детская
больница. Очень грустное учреждение, хоть стены и расписаны весёлыми
картинками. Мамаши заморённые, как будто бы приросшие к кроватям, где возлежат
попавшие в беду их чада; пацаны с конечностями, задранными на растяжках,
напоминающих орудия пытки. Травматология. Вот малец по коридору на детских
костылях кузнечиком пропрыгал, задорно вроде проскакал, но всё же диковато это,
вот милая девчушка с шеей, вытянутой странно, зажатой в высокий жёсткий
воротник, очень медленно, неуверенно проплыла в палату. Везут кого-то на
каталке, вприпрыжку рядом мамочка. А в ожоговом отделении! Дети. Страдают.
Я
– учитель, школа прикреплена к детской больнице. Хожу по палатам, стараюсь
разумное сеять, сам себе напоминая миссионера в африканской деревушке, –
отчётливо не до меня здесь людям.Но,
как ни странно, занимаются охотно, даже те – на растяжках. За это лишь одно
почти всегда пятёрки в табель ставлю. Совесть не мучает, хотя оценки
обязательно перекочуют в классные журналы, где учителя, возможно, подивятся, но
по-другому не могу. Для ребят занятия эти вроде развлечения, вернее –
отвлечения от навалившейся напасти. Связь с привычным миром, внезапно
ускользнувшим из их жизни. С лежачими прямо у кровати урок проходит, а с
остальными – стараюсь где-то в коридоре примоститься, лучше всего в холле на
диванчике.
Это
самые уютные места, где от кошмаров всех чуть-чуть отвлечься можно, кусочки
небольничной атмосферы, оазисы спокойствия. Диван, над ним всегда картина,
цветочекв плошке у окна. Тут же, как
правило, пост медсестры – закуток такой, как в гостинице. Но там, в гостинице,
всегда сурово восседает и зорко бдит дежурная по этажу. Здесь же совсем не так
– обычно пост бывает пуст. Лишь изредка впорхнёт изящная сестричка,
по-деловому, но проворно что-то чиркнёт в каком-то документе, с места на место
чего-то переложит и непонятно как, но вдруг исчезнет. Испарится. И долго
кажется, что там она за стойкой, просто наклонилась, но приглядишься – никого и
вправду нет. Виденье мимолётное, мираж. Пост опустеет вновь надолго.
По
вечерам, когда больница затихает, когда тускнеют коридоры, здесь лампы
загораются настольные, посты становятся особенно уютны. Здесь даже происходит
какое-то подобье светской жизни. Тусовки вроде, ведь есть и старшеклассники,
есть те счастливчики, кому выписываться скоро, есть просто пофигисты. Да, здесь
случается и первый флирт, девчоночьи секретики, разборки пацанов. Меня не
опасаются, ко мне привыкли, знают, что не потревожу.
Вот,
дело к вечеру, сижу я на диване в холле с ученицей, втолковываю что-то, а
напротив, на сестринском посту, уж потихоньку собираются ребята, почти всех
знаю – мои ученики.Понятно, что играют
в карты, запрятались за стойку, набились тесно, кто за столом сидит, а кто и на
полу. Запрещено, конечно,строгие
училки, воспитатели – такие персонажи в больнице тоже есть – давно бы
разогнали, но яне понимаю вроде.
По
коридору длинному идёт мамаша, к посту уже подходит. Эффект настольной лампы,
манящее влиянье огонька! Ребята попритихли, поглубже спрятались под стойку. Но
чувствует мамаша, что кто-то там сидит, и свет от лампы пространство оживляет.
Ей высказаться надо, видно, что кипит негодованьем праведным.
–
Так же нельзя! Я жаловаться буду!
К
кому она взывает, непонятно. Но обращается туда, за стойку, где вроде и
находится какая-то администрация. Да, так непросто разыскать того, кто
разрешить насущные проблемы может, а к вечеру в больнице – тем более.
Разгневанной, взволнованной мамаше мнится, что, наконец, она нашла ту именно
инстанцию, где можно волю чувствам дать, где можно даже требовать. Ещё
подогревает то, что ей не возражают, а слушают внимательно, она по-женски очень
верно чует, что там за стойкой её боятся.
Что
надо ей, понять нельзя. То ли не дали какой-то документ, то ли не разрешили
что-то. Эмоции одни. Но вот, она уже весь выразила гнев и ждёт ответа. Там
тишина, конечно.
И
я уже хочу ей пояснить, где можно в это время отыскать медперсонал, хоть как-то
облечённый властью, но из-за стойки вдруг раздался спокойный, твёрдый голос,
вернее голосок:
–
Вы не волнуйтесь! Мы постараемся всё сделать. Вы домой идите.
Да,
это же один картёжник выдал, мой ученичок! И как похоже на голос медсестрички
юной. Шутник! Но натурально как, способный очень парень, не зря ему пятёрки
ставил!
Мамаша
лишь промолвила:
–
Спасибо! Я завтра к вам приду.
И
успокоившись вполне, пошла больничным коридором.
Мы
с ученицей вскоре тоже удалились, а юные картёжники на сестринском посту свой
тайный вечер увлечённо продолжали.
Пусть
отвлекутся!
Мне нравится:
0
Поделиться
Количество просмотров: 17 Количество комментариев: 0 Рубрика:Литература ~ Проза ~ Рассказ Опубликовано: 15.11.2020