Сплошной туман, похоже, загубивший однодневок. Как
наших, так и здешних.
Все эльфами усыпано:
– Судьба быть однодневкой на Амуре…
Причал тогда стоял как бы на суше:
– Снег и песок…
Сейчас водой залИто? Вода высокая, а ведь Амур все тот
же:
– Сливаться, что ли, вниз не успевает?
Туман? День начинается с тумана. Я не полез в ободранный автобус и не хочу экскурсии:
– Завод сталелитейный…
Завод, музей:
– К чему мне…
Материал отживший.
Купил открытки:
– С видами…
Речной вокзал. Гостиница. Скульптурные фигуры. И мост через Амур. Нанайские изделия. Тайга и самолеты.
Все, в общем – отражает.
И все, наверно, правильно.
Тридцатые года:
– Рубили, расчищали…
Энтузиазм, шпионы непременные:
– Воздвигли…
Во владениях Великого Дракона? И отравив Амур – на сотни километров.
И Город без души –
– Тяжелый город…
Здесь не присядешь где-нибудь на лавочке? И кажется, что, сколько ни живи, смириться с Комсомольском невозможно.
Конечно, я отвык от городских порядков и даже в Николаевске (по-своему лирическом?)
был зол и
исстрадался:
– Влияние Амура…
Влиянье верхней палубы, влиянье деревяшек.
Но все же потянуло к той гостинице, где жили в «люксе» с полом, затянутым материей. Где мы с Валенсием раскладывали карты. Листы нумеровали, чтоб сразу брать, не путая.
И я был страшно скован. Погружён – в недобрые предчувствия, сомнения в себе:
– Амур меня пугал…
Да, я в себя не верил и каялся, что сам же напросился.
Но если говорить о чем-то положительном,
то я без колебаний заявляю, что есть одно, а именно:
– Трамвай!
Он из-за поворота на фоне далей с сопками.
Был день такой:
– Сверкающий снегами…
Мы ездили куда-то по начальству. Куда-то далеко, почти
за город. И видели такое в Комсомольске.
Трамвай и сопки – вот мой Комсомольск? Пожалуй, и завод
сталелитейный:
– Тридцатые года…
Конструктивизм? Он отпечатан в облике завода.
Но я хожу – по некрасивым улицам –
– Своими средствами сужу о Комсомольске…
Нет, это не Хабаровск! Сужу несправедливо – по
кинофильму «Девушка с характером».
И монумент, что возле Речвокзала (многофигурный), если
без предвзятостей:
– Из действовавших лиц…
Что строить, что рубить? В кого стрелять? Душой не
принимаю.
Я битый час бродил у монумента, стараясь
вникнуть в каждую фигуру:
– Ну что им надо здесь…
В владениях Дракона? Воздвигли, победили –
– Сотворили…
Сужу своими средствами:
– Турист, командировочный…
Впервые вижу город, где не хотел бы жить? Ни при каких
условиях, с любыми допущеньями. Пусть я несправедлив, но душу не заставишь.
…Вернулся на причал:
– Как это символично…
Тут все прямого действия и все меня касается? Хотя бы
тем, что время на минуты. И тем, что я замкнул «круг превращений».
«Поход», Кольчем, Приморье:
– Еще по мелочам…
Кому ревел «кузнечик» и кто сейчас вернулся, не знаю.
И узнать, наверно, невозможно:
– Наверное, и книга не поможет…
…А Речвокзал красив? Причалы выступают. Красивы дали с
сопками:
– Эффектны…
Но нас мостом накрыло:
– Оглядываться незачем…
На этот город Славы Комсомольской.
И я, как сирота, стою, скрестивши руки.
Во-первых, из-за «круга превращений». А во-вторых –
– Ведь сравнивал все время…
А за мостом – мне не с чем больше сравнивать.
…Теперь Амурск (почти без перерыва) –
обрыв в кудрявой зелени:
– Ну, был я и в Амурске…
И фонари, и стела – сейчас гораздо ниже:
– Гораздо ниже самого обрыва…
И здесь воспоминанья кой-какие? Не далее,
как прошлым летом (тоже в отпуске) звонил Юрий Михалыч:
– Проедемся на катере?
Я с радостью примчался, ведь я хабаровчанин.
Опять – по кислородному режиму,
Хабаровск–Николаевск и обратно? Но сбежал – как раз в этом Амурске, наскучив
преферансом и режимом.
Двенадцать титрований – двенадцать
промываний? Одну каюту – целиком «под склянки». В другой – два ихтиолога. В
каютах места не было – не то что мне, а самому Михалычу.
Была еще причина дезертировать. О ней
чуть позже:
– Тайная причина…
Сейчас я об Амурске, где мы три дня стояли. Под
дождичком, чуть выше дебаркадера.
Нас пригласили в гости. Эколог
(комбинатский) показывал с балкона «дорогу здешней жизни». Вниз – ясли, детский
сад. Там школа. После – техникум. Там ЦБК дымится. И –
– КладбИще…
Дорога жизни? Если и не всем, то
большинству в Амурске:
– И незачем исканья…
Что любопытно, многие довольны. Имеют сытый вид
и одеваются.
Но комбинат?! Гигантский слип и мельницы, где страшно
гибнут рощи за минуту:
– В щепу, на целлюлозу…
Такой сожрет тайгу? Мне кажется:
– Для этого и создан…
…Амурск с тех пор никак не изменился. Экскурсия
скучнейшая с такими вот стихами:
– Рыдали казацкие жены,
Людей провожая охочих…
Приятно отвлекает та дама с черной гривой:
– Она сегодня в парашютном шелке…
Обтяжка, разумеется! Рельефы помрачительны, но разговор – под стать лицу под
шляпой.
Бежит сосед:
– Дай деньги!
Ныряет с кошельком, а вынырнул:
– Коньяк?!
Тут что-то ветеранское. И много
ветеранов томится на жарище. «Сухой закон» и многие охочие.
…Теперь стоянка будет уже в Троицком:
– Спасибо, Турбюро…
Но как это стремительно! Круиз наш еще тянется, как будто
бесконечный, а между тем:
– Недолго до Хабаровска…
И я уже вставляю эпизоды – по ходу дела, лишь бы об Амуре. А то конец:
– Хабаровск несравненный…
Который я, наверное, не трону.
Плывем в архипелаге? Сказать, чтобы в знакомом, я не могу:
– Но где-то тут тонул?
Причем вполне серьезно:
– Приключенье…
Тонул, и уносило к Океану.
Я никому о страхе не рассказывал:
– И так тогда
смеялись…
Но только после этого я и решил сбежать при первой же
возможности, чем и обидел Юрия Михалыча.
Вообще наша поездка была пустой и нудной. Стоянки
обусловлены – отборы проб и дальше:
– Чтоб так до Николаевска?!
При дождике, на палубе? Так – в суете и вечном преферансе.
Раз только лезли в гору на правом берегу. Какие-то растенья:
– Скалоломы…
Михайлович их знает:
– Зачем ты «молодило»?
Такие пирамидки, вроде кактусов.
И вейники –
– Но те уже на левом?
Вот прерия – так прерия! Такое надо видеть. Но все же, если травы – выше роста, то
это подавляет –
– Унижая…
…Да, где-то здесь мы встали на ночевку? Купались в
заводи –
– С закатною водой…
В каких-то островах:
– Архипелага…
Плывешь по отражениям расцвеченным.
Я размечтался – захотелось большего? Взял
надувную лодку и отгреб. Чуть в сторону от заводи, в аллею среди тальников,
где, между прочим, быстро потемнело.
Лежу себе – качаюсь –
– Философствую…
И не заметил как:
– Огни пропали?
И тут – уключина, и лодка пропускает. Меня несет
куда-то мимо тальников.
Архипелаг, протоки, курьерское теченье? А
тут одно весло:
– Высокая вода…
Несет мимо кустов – куда-то к Океану! А лодка вся
обмякшая:
– Вот-вот и утопленье…
Как-то подгреб и привязал «резинку». Стою
на ветках:
– Тальники залиты…
Лишь знаю, что назад – по этим тальникам. Но знаю ведь
и что такое тальники.
Враждебность, темнота, земли нет под
ногами? За лодку я спокоен, но на катере – никто не видел, как я уплывал. И
хватятся не скоро за вечным преферансом.
Перебираюсь – с веточки на веточку, порой
теряя мужество, порою –
– Изумляясь…
Дурацкой ситуации? Но в самом деле – холодно. Земли
нет под ногами, и силы оставляли.
Представьте мою скорость:
– Как с веточек срывался…
Как бился о суки, как хохотал для храбрости? И как
возликовал, увидев наш костер. Кричал, пока из тьмы не показалась шлюпка.
Наверно, есть граница приключеньям. Я
дальше не поплыл с Юрий Михалычем. Купил билет на рейсовый в Амурске и
дезертировал, о чем не сожалею.
…Сейчас мы миновали чудовище-заправщик:
– Типичен для Амура на закате…
В нем что-то от колесников, когда он исчезает, а
облака становятся фигурами.