Чтобы связаться с «Николай Николаевич Зубец», пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
Меню
VI.11. Ходовой ветер
ВЛАДИСЛАВ ЗУБЕЦ
ЧАСТЬ VI. НА СОЛНЕЧНОЙ ПАЛУБЕ
VI.11. Ходовой ветер
Дождь нас не покидает. В короткие просветы спешим «на сковородку», но больше по каютам:
– Движенье в никуда…
Без берегов, без мыслей – идем без остановок на теченье.
И только ближе к вечеру (к шестнадцати часам) –
– Как будто разворот?
Наш бег остановился. А то бы так и плыли до самого Хабаровска:
– Ведь, в сущности, немного остается…
Стоянка вне традиции – на правом берегу. По замыслу похоже, что «зеленая». Пустынный брег и никаких столиц. И трап приткнули к пляжу:
– Выходите!
Ни признака жилища? Все замкнуто горами. Какая-то речушка невдалеке вливается.
И стали попадаться халцедоны. Конечно, не так часто, как в Хабаровске.
Брег неизвестно где, но я сверяюсь с картой. Единственно, где можем быть:
– Вблизи Нижнетамбовки?
У острова Ледового похода – с той одноногой теткой, звенящими лучами.
Утес Ходар, «Амурские столбы»?
– Значки на карте…
Вот они синеют? Тут, кстати, солнышко и ясность в чистом воздухе, промытом дождичком, который только кончился.
У нас – опять отроги (хребет Хуми?), вплотную подходящие к Амуру. И если не ошибся, то вот и пик хребта:
– Пик «Пик»…
Самый высокий здесь и самый ярко-синий.
Конические сопки:
– Треугольник…
Пляж, камни срезаны, березы наклоненные. Ну и Амур, конечно:
– Ну, славное местечко?
Наверное, из всех, что мы в круизе.
Хотел было форсировать речушку:
– Не тут-то было?
Шел, пока – по горло. Но ноги сводит – речка ледяная. Конечно, я кольчемец –
– Но зачем мне…
Я отступил и греюсь на бревне, затянутом в песок:
– Лежу так, солнце греет…
За речкой луг (не прерия!) и речка (не протока?) – с водою красноватой, стекающей с отрогов.
И ясность воздуха какая-то осенняя? А может быть, так кажется:
– Ведь тут необитаемость…
Действительно – мы плаваем, а лето-то уходит? Тут все же север Нижнего Амура.
Красивое местечко:
– Пожалуй, правда, самое…
Но что-то огорчает:
– Романтика другая?
Мое – Кольчем, с натяжкой – Богородское:
– Специфика шаманских деревяшек…
Не надо трогать то, что за горами? Однако я сейчас же себе противоречу:
– Река Тумнин за Хоми…
Найди ее истоки, выдалбливай из тополя лодчонку.
И до Совгавани, хребты пересекая:
– Деяние, достойное Арсеньева…
Таежная пустыня на «местности Элансга», где «смех и голоса» – на сотни километров.
Так в книге «Сквозь тайгу», малоизвестной, но самой поэтической, по-моему. Оттуда я и чЕрпаю (порою без кавычек):
– Возможно, что воспитан на Арсеньеве…
Его маршрут (двадцать седьмого года) чуть-чуть южней:
– К Амуру от Совгавани…
Сюда, что называю – страною Гайаваты:
– Но разница, наверно, несущественна…
…Деянье несомненное:
– Хотелось бы, конечно…
Однако я уже не строю таких планов:
– Мое – Кольчем…
На большее не хватит:
– Вот я уже не стал переплывать протоку…
Вот разве что по воле обстоятельств? Но ведь и тех, похоже, не предвидится. Пиши воспоминания в глубоком мягком кресле. В тиши библиотеки:
– Фолианты…
Десяток лет:
– Ну и сейчас отчасти…
Как мне отпущено и как я соответствовал:
– Осталось два-три дня…
И, хоть я не считаю, придется ставить точку на Амуре.
Открой глаза:
– Тут – как бы треугольник…
Наверно, из-за этого и облака особые? Конечно, все минутно, но вот – летит собачка и ей навстречу – с клювом, такой – вроде павлина.
Вот – морда развалилась, а то еще –
– Двойные…
Раскинув лапы, светятся над Хоми выпирательства. Массив из белой ваты:
– Хребет, повисший в воздухе…
Пик «Пик», по крайней мере, отчетливо заметен.
Я в треугольнике – лежу, закинув голову. И верю (с Богородского?), что я хабаровчанин. Спокоен, созерцателен:
– Вблизи Нижнетамбовки…
Сейчас мне облака на первом плане.
Слежу, как пролетают мимо солнца:
– Белейшие, в густейшей синеве…
Готовятся к закату спецификой Амура? Зверье разнообразное:
– Особенно– павлины…
По мне гуляет ветер и облачные тени –
– Но эту тучку солнцу не пробить?
И дождь прогнал с бревна:
– Даже гремело!
Такой слепой дождище на минуту.
…Вновь мокрый пляж, «Пржевальский», пики гор:
– Туристы издали?
Держусь всегда отдельно. Ведь слишком занят собственными мыслями и в общем-то средь них великовозрастный.
Но с многими здороваюсь, меня зовут на кофе. Порой и разговоры бывают интересные. У них свое, однако. Что именно, не знаю, и разбираться в этом не намерен.
Хотя в моих рисунках попадаются:
– У дюны, на корме…
Рисунки неумелые. Но кое-что останется – по большей части дамы. По большей части чем-нибудь заметные.
Чаще всего там дама с черной гривой. Из тех, что толстоваты, но с талией отменной –
– И с непременной шляпой?
Но повернется:
– Рожа…
Бывает же такое? Да, рожа из-под шляпы.
Без рожи и без талии – живет через каюту. Подстелит карту – так и загорает. Она из питерских, я к ним хожу пить кофе, не очень раскрывая эрудицию.
Но мой сосед, который говорил, что знает светляков и что «им есть не надо», вот экземпляр поистине:
– Турист необычайнейший…
Затворник, но болтлив! Наверно, и застенчивый.
У нас был спирт – по фляге. Мы пили экономно. И я ему рассказывал о жизни на «Пржевальском», ибо он очень склонен сидеть за жалюзи, ничем не занимаясь и даже не читая.
Путевку ему дали (пенсионер заслуженный). Когда я прихожу, изводит разговорами.
Такой – с большим апломбом, но застенчивый. И без меня не знал бы, где мы плаваем.
Сейчас смотрю:
– На пляже?
И даже с надувастиком! Взял напрокат:
– Решился?
Поздравляю! Глядишь, к концу круиза и привыкнет –
– У комсомолок станет популярным!
Заметно, что туристы – уже общество. Все ищут «янтари», не разбираясь. Прошел их лежбище:
– Ну да – «Танго на пляже»?
Да, саксофон:
– «Веселые ребята»…
…Я добираю крохи путешествия. А там – к себе –
– В Приморье…
В свою нишу? В свой кабинетик, к пишущей машинке, о чем мне на бревне и размышлялось.
Но дождь прервал, спокойный, хоть и шквальный –
– Пронесшийся минутой незабвенной…
Дождь по воде? Сейчас – «танго на пляже». И новым поворотом:
– Вновь подумалось?
Опять о кабинетике, о пишущей машинке? Ведь через пару дней придется ставить точку. Амур мой исчерпался. Даже такой –
– Замедленный…
Возможно, в самом деле будет книга.
О чем, сейчас неважно. Главней –
– Элефантерий…
Ведь это и мои возможные читатели?! Я вижу их –
– Еще не сознающих?
Имеющих по книге, привыкших к моим ритмам.
Смотрите на меня? Возможно, кто и вспомнит, но я уже об этом не узнаю. Ни с кем не обменяюсь адресами – ни с «рожей» и ни стой, кто «декадентка».
…Убрали трап, и я на верхней палубе. В распадках вата –
– Вечер начинается…
Прошли утес Ходар, «Амурские столбы» –
– Здесь самый пережим…
Навряд ли ошибаюсь.
Теперь долина будет расширяться? Отступят горы. Эти облака, наверное, должны расположиться – уродцами привычными, давно мне симпатичными.
Но здесь закономерность нарушается. Тем, что «антенны» близко:
– Пики гор…
Здесь облака не знают, каким зверьем прикинуться и как вообще держаться в
треугольнике.
Я размечтался:
– Чуть не опоздал?
Не слышал, как позвали мою смену. Об этом вряд ли стоит, но на столах – сараны. К корме – сплошные окна, и ресторан пустынен.
…И вновь на палубу, на вахту в час заката:
– И ветер ходовой…
Не спрячешься от ветра? С ног не сшибает, но – мне холодно в рубашке. И время жаль одеться потеплее.
У лесенки из скоб все же затишье. Не опрокинь трубу, затылком ощущая, как говорит двигач «Летучего голландца». Как палуба вибрирует –
– Как длится путешествие…
Я не заметил сразу:
– Однодневки…
Те эльфы бестелесные? А в боевой раскраске – исчезли почему-то и внезапно:
– Наверное, вернулись в Богородское…
А эти – греются на копоти трубы и на клеенке шлюпки –
– В дымном шлейфе…
Они же – совершенно беззащитны? Судьба быть однодневкой:
– На Амуре…
Открой глаза в заманчивость деталей! Откроешь –
– Отраженья…
Бегущие зайчата? Светилу как бы не принадлежащие. ОслЕпят, но зато –
– Как голубеет…
Невольно отклоняешься за стойку. Глаза привыкнут. Видишь:
– Низкий берег…
Потом – тайгу. И там, «за лесом тем», там – горы, ризы –
– Храмы на вершинах…
Амур сейчас как раз-то и старается? И выпиранья – чуть не от берез. Куда ни глянешь:
– Облачные храмы…
Спокойно розовеют, возвышаясь.
Но темен лес! И тьма – по островкам. Особенно – к востоку –
– Настоящему…
Оттуда ночь крылАми. Нет, я уже не путаю. Возможно, навсегда в нормальных румбах.
Смотри в другую сторону:
– Как солнце оседает…
Садится, не желтея, тем паче – не краснея. Там горы, вероятно, достаточно высокие и горизонта нет как такового.
Не лес, так та гора сейчас закроет? И однодневки греются на всем, что только можно. Последние лучи:
– До состояния Искры…
Уйдет в места, что – выше по теченью.
Ушло, а мы плывем под розовым букетом, который отражается в шартрезовой воде:
– Не кончились волшЕбства…
Я только – с примечаньями, которых тут, на мой взгляд, не хватает.
Шартрез – это ликер зеленоватый (под цвет «морской волны»), давно не попадавшийся. Но кто пивал, тот вспомнит, вероятно:
– И я не откажусь от этого сравненья…
А розовый букет (уже с ночными тенями?) откуда-то сорвался:
– Висит над кораблем…
Такой огромный парус дрейфует над Амуром. Он тут один такой:
– Над серединой…
Опять архипелаг –
– Опять почти тропический…
С лица не прогоняю однодневок. Сегодня – нет, но завтра непременно оденусь потеплее, и будет ночь на палубе.
Продолжение (Глава VI.12.): https://www.beesona.ru/id97/literature/107432/
ЧАСТЬ VI. НА СОЛНЕЧНОЙ ПАЛУБЕ
VI.11. Ходовой ветер
Дождь нас не покидает. В короткие просветы спешим «на сковородку», но больше по каютам:
– Движенье в никуда…
Без берегов, без мыслей – идем без остановок на теченье.
И только ближе к вечеру (к шестнадцати часам) –
– Как будто разворот?
Наш бег остановился. А то бы так и плыли до самого Хабаровска:
– Ведь, в сущности, немного остается…
Стоянка вне традиции – на правом берегу. По замыслу похоже, что «зеленая». Пустынный брег и никаких столиц. И трап приткнули к пляжу:
– Выходите!
Ни признака жилища? Все замкнуто горами. Какая-то речушка невдалеке вливается.
И стали попадаться халцедоны. Конечно, не так часто, как в Хабаровске.
Брег неизвестно где, но я сверяюсь с картой. Единственно, где можем быть:
– Вблизи Нижнетамбовки?
У острова Ледового похода – с той одноногой теткой, звенящими лучами.
Утес Ходар, «Амурские столбы»?
– Значки на карте…
Вот они синеют? Тут, кстати, солнышко и ясность в чистом воздухе, промытом дождичком, который только кончился.
У нас – опять отроги (хребет Хуми?), вплотную подходящие к Амуру. И если не ошибся, то вот и пик хребта:
– Пик «Пик»…
Самый высокий здесь и самый ярко-синий.
Конические сопки:
– Треугольник…
Пляж, камни срезаны, березы наклоненные. Ну и Амур, конечно:
– Ну, славное местечко?
Наверное, из всех, что мы в круизе.
Хотел было форсировать речушку:
– Не тут-то было?
Шел, пока – по горло. Но ноги сводит – речка ледяная. Конечно, я кольчемец –
– Но зачем мне…
Я отступил и греюсь на бревне, затянутом в песок:
– Лежу так, солнце греет…
За речкой луг (не прерия!) и речка (не протока?) – с водою красноватой, стекающей с отрогов.
И ясность воздуха какая-то осенняя? А может быть, так кажется:
– Ведь тут необитаемость…
Действительно – мы плаваем, а лето-то уходит? Тут все же север Нижнего Амура.
Красивое местечко:
– Пожалуй, правда, самое…
Но что-то огорчает:
– Романтика другая?
Мое – Кольчем, с натяжкой – Богородское:
– Специфика шаманских деревяшек…
Не надо трогать то, что за горами? Однако я сейчас же себе противоречу:
– Река Тумнин за Хоми…
Найди ее истоки, выдалбливай из тополя лодчонку.
И до Совгавани, хребты пересекая:
– Деяние, достойное Арсеньева…
Таежная пустыня на «местности Элансга», где «смех и голоса» – на сотни километров.
Так в книге «Сквозь тайгу», малоизвестной, но самой поэтической, по-моему. Оттуда я и чЕрпаю (порою без кавычек):
– Возможно, что воспитан на Арсеньеве…
Его маршрут (двадцать седьмого года) чуть-чуть южней:
– К Амуру от Совгавани…
Сюда, что называю – страною Гайаваты:
– Но разница, наверно, несущественна…
…Деянье несомненное:
– Хотелось бы, конечно…
Однако я уже не строю таких планов:
– Мое – Кольчем…
На большее не хватит:
– Вот я уже не стал переплывать протоку…
Вот разве что по воле обстоятельств? Но ведь и тех, похоже, не предвидится. Пиши воспоминания в глубоком мягком кресле. В тиши библиотеки:
– Фолианты…
Десяток лет:
– Ну и сейчас отчасти…
Как мне отпущено и как я соответствовал:
– Осталось два-три дня…
И, хоть я не считаю, придется ставить точку на Амуре.
Открой глаза:
– Тут – как бы треугольник…
Наверно, из-за этого и облака особые? Конечно, все минутно, но вот – летит собачка и ей навстречу – с клювом, такой – вроде павлина.
Вот – морда развалилась, а то еще –
– Двойные…
Раскинув лапы, светятся над Хоми выпирательства. Массив из белой ваты:
– Хребет, повисший в воздухе…
Пик «Пик», по крайней мере, отчетливо заметен.
Я в треугольнике – лежу, закинув голову. И верю (с Богородского?), что я хабаровчанин. Спокоен, созерцателен:
– Вблизи Нижнетамбовки…
Сейчас мне облака на первом плане.
Слежу, как пролетают мимо солнца:
– Белейшие, в густейшей синеве…
Готовятся к закату спецификой Амура? Зверье разнообразное:
– Особенно– павлины…
По мне гуляет ветер и облачные тени –
– Но эту тучку солнцу не пробить?
И дождь прогнал с бревна:
– Даже гремело!
Такой слепой дождище на минуту.
…Вновь мокрый пляж, «Пржевальский», пики гор:
– Туристы издали?
Держусь всегда отдельно. Ведь слишком занят собственными мыслями и в общем-то средь них великовозрастный.
Но с многими здороваюсь, меня зовут на кофе. Порой и разговоры бывают интересные. У них свое, однако. Что именно, не знаю, и разбираться в этом не намерен.
Хотя в моих рисунках попадаются:
– У дюны, на корме…
Рисунки неумелые. Но кое-что останется – по большей части дамы. По большей части чем-нибудь заметные.
Чаще всего там дама с черной гривой. Из тех, что толстоваты, но с талией отменной –
– И с непременной шляпой?
Но повернется:
– Рожа…
Бывает же такое? Да, рожа из-под шляпы.
Без рожи и без талии – живет через каюту. Подстелит карту – так и загорает. Она из питерских, я к ним хожу пить кофе, не очень раскрывая эрудицию.
Но мой сосед, который говорил, что знает светляков и что «им есть не надо», вот экземпляр поистине:
– Турист необычайнейший…
Затворник, но болтлив! Наверно, и застенчивый.
У нас был спирт – по фляге. Мы пили экономно. И я ему рассказывал о жизни на «Пржевальском», ибо он очень склонен сидеть за жалюзи, ничем не занимаясь и даже не читая.
Путевку ему дали (пенсионер заслуженный). Когда я прихожу, изводит разговорами.
Такой – с большим апломбом, но застенчивый. И без меня не знал бы, где мы плаваем.
Сейчас смотрю:
– На пляже?
И даже с надувастиком! Взял напрокат:
– Решился?
Поздравляю! Глядишь, к концу круиза и привыкнет –
– У комсомолок станет популярным!
Заметно, что туристы – уже общество. Все ищут «янтари», не разбираясь. Прошел их лежбище:
– Ну да – «Танго на пляже»?
Да, саксофон:
– «Веселые ребята»…
…Я добираю крохи путешествия. А там – к себе –
– В Приморье…
В свою нишу? В свой кабинетик, к пишущей машинке, о чем мне на бревне и размышлялось.
Но дождь прервал, спокойный, хоть и шквальный –
– Пронесшийся минутой незабвенной…
Дождь по воде? Сейчас – «танго на пляже». И новым поворотом:
– Вновь подумалось?
Опять о кабинетике, о пишущей машинке? Ведь через пару дней придется ставить точку. Амур мой исчерпался. Даже такой –
– Замедленный…
Возможно, в самом деле будет книга.
О чем, сейчас неважно. Главней –
– Элефантерий…
Ведь это и мои возможные читатели?! Я вижу их –
– Еще не сознающих?
Имеющих по книге, привыкших к моим ритмам.
Смотрите на меня? Возможно, кто и вспомнит, но я уже об этом не узнаю. Ни с кем не обменяюсь адресами – ни с «рожей» и ни стой, кто «декадентка».
…Убрали трап, и я на верхней палубе. В распадках вата –
– Вечер начинается…
Прошли утес Ходар, «Амурские столбы» –
– Здесь самый пережим…
Навряд ли ошибаюсь.
Теперь долина будет расширяться? Отступят горы. Эти облака, наверное, должны расположиться – уродцами привычными, давно мне симпатичными.
Но здесь закономерность нарушается. Тем, что «антенны» близко:
– Пики гор…
Здесь облака не знают, каким зверьем прикинуться и как вообще держаться в
треугольнике.
Я размечтался:
– Чуть не опоздал?
Не слышал, как позвали мою смену. Об этом вряд ли стоит, но на столах – сараны. К корме – сплошные окна, и ресторан пустынен.
…И вновь на палубу, на вахту в час заката:
– И ветер ходовой…
Не спрячешься от ветра? С ног не сшибает, но – мне холодно в рубашке. И время жаль одеться потеплее.
У лесенки из скоб все же затишье. Не опрокинь трубу, затылком ощущая, как говорит двигач «Летучего голландца». Как палуба вибрирует –
– Как длится путешествие…
Я не заметил сразу:
– Однодневки…
Те эльфы бестелесные? А в боевой раскраске – исчезли почему-то и внезапно:
– Наверное, вернулись в Богородское…
А эти – греются на копоти трубы и на клеенке шлюпки –
– В дымном шлейфе…
Они же – совершенно беззащитны? Судьба быть однодневкой:
– На Амуре…
Открой глаза в заманчивость деталей! Откроешь –
– Отраженья…
Бегущие зайчата? Светилу как бы не принадлежащие. ОслЕпят, но зато –
– Как голубеет…
Невольно отклоняешься за стойку. Глаза привыкнут. Видишь:
– Низкий берег…
Потом – тайгу. И там, «за лесом тем», там – горы, ризы –
– Храмы на вершинах…
Амур сейчас как раз-то и старается? И выпиранья – чуть не от берез. Куда ни глянешь:
– Облачные храмы…
Спокойно розовеют, возвышаясь.
Но темен лес! И тьма – по островкам. Особенно – к востоку –
– Настоящему…
Оттуда ночь крылАми. Нет, я уже не путаю. Возможно, навсегда в нормальных румбах.
Смотри в другую сторону:
– Как солнце оседает…
Садится, не желтея, тем паче – не краснея. Там горы, вероятно, достаточно высокие и горизонта нет как такового.
Не лес, так та гора сейчас закроет? И однодневки греются на всем, что только можно. Последние лучи:
– До состояния Искры…
Уйдет в места, что – выше по теченью.
Ушло, а мы плывем под розовым букетом, который отражается в шартрезовой воде:
– Не кончились волшЕбства…
Я только – с примечаньями, которых тут, на мой взгляд, не хватает.
Шартрез – это ликер зеленоватый (под цвет «морской волны»), давно не попадавшийся. Но кто пивал, тот вспомнит, вероятно:
– И я не откажусь от этого сравненья…
А розовый букет (уже с ночными тенями?) откуда-то сорвался:
– Висит над кораблем…
Такой огромный парус дрейфует над Амуром. Он тут один такой:
– Над серединой…
Опять архипелаг –
– Опять почти тропический…
С лица не прогоняю однодневок. Сегодня – нет, но завтра непременно оденусь потеплее, и будет ночь на палубе.
Продолжение (Глава VI.12.): https://www.beesona.ru/id97/literature/107432/