В городском
зоопарке, в отдельной клетке, со
всеми удобствами
защиты от
жара и холода,
жил медведь по
кличке Филимон.
Десять лет
верой и правдой
трудился в цирке,
доставлял радость
зрителям, особенно
детям. В антракте
с ним можно
было
сфотографироваться и
даже покормить с
руки. Любили дети
мишку.
Но
годы и нелегкий
труд сделали свое.
Стал ленив. Плохо
команды понимал.
Злился беспричинно. Впрочем,
каждый день зверя
в цирке,
- повод для
злости.
Однажды все
злополучные факторы совпали,
и решил дрессировщик
проучить медведя.
Загнал в тесную
клетку, где не
повернуться, и стал
электрошокером воспитывать.
От одного воспоминания
об этом лапы
холодели. Сплошная
боль. Сколько раз
обделался, пока мучителю
не
надоело. Увлекся.
Больше с детьми
фотографироваться и есть
из рук
не доводилось.
Стал пуглив. Сломался.
Вот и попал
в зоопарк.
Долго
отходил. Привыкал получать
еду не за
работу, а присутствие.
Кормили гораздо
хуже, не иначе,
воровали мясо. Посетители
выручали.
Поднимешь лапу,
конфетка прилетит. Один
сезон, зимой отопление
отключили. Еле
выжил. Трясло. Дети
жалели, плакали. Жалость
чужая
сил придавала.
Грела.
А
весной, внезапно, заговорил.
Еле разборчиво, сквозь
легкое рычание.
Словно, накопившееся
понимание жизни потребовало
выхода наружу.
Первым
узнал об этом
Михалыч, сторож-смотритель за
хищниками.
-
Где мя-со, у-род,
- донеслись знакомые
звуки. Испугался. Решил,
с ума
сходит, от пьянства.
Никому не сказал,
дорожил работой.
-
Тварь, вор, -
встретил его Филимон на следующий
день.
-
Прости, Филя, бес
попутал, - испуганно
зашептал сторож.
Мясо в
меню вернулось. Слов
с каждым днем
становилось больше.
Матерные часто
попадались. Михалыч, понемногу,
со зверем общаться
стал. Изливал
обиды на жизнь.
Медведь понимающе кивал,
вставляя
слова редко,
да метко.
«Хрень.
Жуть», а потом
«Друг. Доб-ро». Сторож
о таких заветных
делах с
Филимоном говорил, ни
одному человеку бы
не открылся.
Медведь к
вниманию привык, давно
с ним по-человечески не
общались.
Однажды,
осенью, в сентябре,
посетили директора зоопарка
люди из
администрации края. От
губернатора. Гость заморский
приезжает.
Видный и
значительный. С самого
верха указание пришло,
во всем
угождать. Очень
любит он охоту
и непременно, на
медведя. Они там
думают, что
здесь медведи чуть
ли не по
улицам бродят. А
в лесах
серьезного зверя
давно нет. Белки
с бурундуками, ежи
с зайцами.
Кому это
интересно.
Намекнули,
сколько перепадет зоопарку
и директору лично
за оказание
помощи. Много
предложили. Согласился.
Приехали
за Филимоном. Михалыч
к директору кинулся.
Нельзя,
говорит, его туда.
Почему,
удивляется директор, старый,
еле живой, через
пол года сам
помрет.
Тут
сторож не сдержался
и о способности
Филимона проговорился.
Директор
испугался и обрадовался
одновременно. Сколько же
за зверьми
сумасшедший смотрел?
Чудо, что вскрылось.
В тот же день уволили.
Дрессировщик знакомый
в клетку пригласил.
Пошел. Попробуй, не
пойди. Закрыли
в фургоне, поехали,
остановились, открыли.
Лес.
Осенний, радостный, сытный.
Дрессировщик из клетки
вывел
и исчез.
Невдалеке показались двое.
Зрители. Сейчас выступим.
Встал на
задние лапы и
угрожающе поднял передние.
Номер
«дрессировщик
в опасности».
Как
не предупреждали гостя,
а встреча со
зверем вышла неожиданной.
Но бывалый
охотник не растерялся.
Вскинул к плечу
дорогущее ружье,
с золотым
курком, и влепил
с двадцати метров
заряд картечи.
Боль
в груди была
столь резкой, дикой
и внезапной, что
Филимон
громко выложил
запас всех матерных
слов, которые знал. После,
завалился на
бок, быстро слабея
и угасая. Злости
и обиды не
было.
Наоборот, из
неведомых глубин поднялось
чувство гордости за
гибель в
сражении за свободу.
Пусть это только
казалось. Любой зверь
в
клетке зоопарка
или цирка о
таком конце жизни
мог лишь мечтать.
С этим
и потух свет.
Охотник,
в ужасе, бросил
ружье и тряс
за грудки сопровождающего,
требуя объяснений
увиденному и услышанному.
Решил, что зверь
ненастоящий, и
погиб человек. Никого
и ничего не
слушая, он немедленно
покинул край
и страну. Оружия
в руки больше
не брал.
Скандал
вышел большой. Директор
зоопарка ничего не мог
объяснить, пока
не вспомнил о
странных словах бывшего
сторожа
Михалыча. Но
тот ушел в
глубокий запой, а
оттуда, в психиатрическую
лечебницу.
За
пол года пребывания
там, пока не
умер, на окружающих
лишь рычал.
От него
не слышали ни
одного человеческого слова.